Валерий Большаков - Багатур

Олег оглядел сотрапезников. Елена и Гелла кушали как птички, не доедая даже свои кукольные порции. Игнатий приканчивал уже вторую добавку, регулярно напоминая Пончику о трапезе — протоспафарий, в основном, пожирал глазами сеньору Читти, изредка, когда Фока непочтительно пихал его в бок, накалывая двузубой вилкой пару бобов или кусочек мяса.

Сухов отмахнулся от лакея и сам разлил вино по драгоценным стеклянным кубкам.

— Пончик, — сказал он, — плесни компота Геллочке.

Протоспафарий кинулся исполнять просьбу, едва не пролив весь кувшин на обожаемый им предмет, чуть не умер от огорчения, но все же умудрился наполнить кубок ягодным отваром, почти не измарав скатерть.

Читти улыбнулась, мимоходом осчастливив Пончика, и поделилась напитком с Натальей. Пей, дитятко, пей…

Отхлебнув вина, Олег сказал:

— Сообщаю пренеприятнейшее известие: базилевс повелел, и я должен отправиться в Киев. Хочет наш Святейший напакостить хазарам по-крупному — и чужими руками. Не получилось у него аланов натравить на каганат, так решил он побить хазар войском русским, напустить на них дружину Ингоря, сына Рюрика…

— А ты? — спросила Елена.

«По-моему, она не слишком-то и опечалена», — ревниво подумал Сухов и буркнул вслух:

— А что я? Хватаю своих варягов и двигаю Ингоря Рюриковича уговаривать, злато-серебро сулить…

Тут Гелла прижала к себе Наталью, так, что глаза кормилицы только и были видны из-за светлого чубчика, и сказала волнующим грудным голосом:

— Александр, ты тоже будешь героем?

Пончик, который в это время растерянно смотрел на Олега, соображая, как же ему быть, мигом втянул живот, выпрямился и решительно, солидно проговорил:

— Конечно. Куда ж они без меня? Угу…

Сухов испустил нарочито длинный вздох, косясь на Елену, однако прилива любви и нежности не дождался. Вернее, прилив-то был, но весь запас тёплых чувств жена растратила не на мужа. «Всё лучшее — детям».

— Кому мы тут нужны, Понч? — сказал Олег, преувеличенно печалуясь.

— Им нас совсем не жалко! — подхватил Шурик горестно, взглядывая на Геллу. — Угу…

— Скучать и тосковать по нам уж точно никто не станет.

Посмотрев на обеих мамочек, с увлечением менявших пелёнки Наталье, Сухов вздохнул уже неподдельно и махнул обречённо рукой.

— Пойдём собираться, Понч.

— Пошли… Угу.

Тщательно отмывшись в купальне, Олег переоделся в чистое и поднялся к себе. Елена уже была там — она стояла у сундука-«башенки», откинув высокую крышку, и впрямь похожую на четырёхскатную кровлю.

— Смену белья возьмёшь, — сказала Мелиссина непререкаемым тоном, выкладывая сложенные вещи, — полотенце не забудь… А где твой сагий? [20] Сагий — плащ-накидка.

— Лето на дворе, — проворчал Сухов, — буду я ещё жариться в сагии…

Женщина повернулась к нему, изгибая губы в сладкой улыбке, положила руки Олегу на плечи.

— Ты меня к Наталье ревнуешь? — промурлыкала она. — Глупый мой варвар…

Сухов притянул Елену к себе, чувствуя, как кровь начинает потихоньку закипать.

— А давай прямо здесь? — сказала Мелиссина, быстро подбирая подол столы и стягивая её с себя.

— А давай!..

…Отплывали рано утром, когда солнце едва показало краешек за кипарисами на восточном берегу Босфора.

Ладная, длиннотелая скедия [21] Скедия — варяжский корабль, классом пониже лодьи, рассчитанный на 40 гребцов. отчалила, толкаемая вёслами и подгоняемая красно-белым парусом. «Чёртова дюжина» в полном составе гребла, а светлый князь Инегельд гордо восседал на месте кормщика.

Олег устроился посерёдке, у самой мачты — сидел, полуприкрыв глаза, и слушал, как скрипит дерево, как острый нос скедии надрезает шумливую волну. Унылый Пончик расположился тут же, длинно и тоскливо воздыхая.

— Что развздыхался? — пробурчал Сухов. — Нечего было в добровольцы записываться, сидел бы дома.

— Ага, — тускло сказал протоспафарий, — а что бы я Гелле сказал? Извини, мол, не гожусь в герои? Ещё чего…

— Тогда не вздыхай.

— Буду, — буркнул Пончик.

Усмехнувшись, Олег пересел на свободную скамью — погрести. Перед ним пыхтел огромный Малютка Свен, похожий на учёного медведя, позади кряхтел Ивор Пожиратель Смерти, изящный, как девушка, и опасный, как демон ночи.

— Устал сидеть? — добродушно пробурчал Свен.

— Да сколько ж можно… Руки нам не для того вставлены, чтобы их на коленях складывать.

— Эт точно…

И варяги продолжили тягать вёсла. Земля отдалилась, засинела зубчатой полоской, утончилась до линии и пропала из глаз. Одно море раскинулось кругом. Русское море. [22] Ныне Чёрное. Ромеи прозывали его Понтом Эвксинским.

Пересечь Понт Эвксинский было проще всего — попутный ветер исправно поддувал в широкий полосатый парус. Подняться по Днепру стоило усилий куда больших — четыре недели гребли варяги, одолевая течение. Слава Богу, на порогах их никто не поджидал — ни угры, ни печенеги засад не устроили, даже Айфор [23] Айфор — «Водопад на волоке» — самый опасный из днепровских порогов, его обходили по суше, переволакивая суда «в объезд» за шесть вёрст. удалось пройти тихо и мирно.

А вот выше по реке, уже в пределах Киевского княжества, «Чёртовой дюжине» перестало везти — громадный, полупритопленный ствол дерева проломил скедии днище. Пришлось варягам разделиться — шестеро остались с Инегельдом, корабль чинить, а остальные отправились пешком по возвышенному западному берегу, пока не вышли к стойбищу булгар-ультинзуров, коих славины прозывали уличами.

Здесь варяги присмотрели себе степных лошадок — коротконогих, с толстыми шеями и длинными гривами. Сторговались быстро — ромейское серебро сразу нашло путь к сердцам табунщиков. Сёдел, правда, не было, одни вонючие попоны, так и ехать было недалёко — в дневном переходе к северу находился Витахольм, варяжская крепость на Днепре, а оттуда до Киева вёрст тридцать, от силы. Рядом совсем!

…Олег не торопил своего лохматого коня, он благодушествовал. Полуденное солнце пригревало, но душно не было — по правую руку протекала великая река, уносящая к морю прорву мутно-зелёной воды, а слева поддувал ветерок, щекоча ноздри горьким травяным духом. Хорошо!

Отряд взбирался на крутые склоны, стараясь держаться низин или пробираясь дубравами, спускался в глубокие, сырые овраги, вскачь одолевал клинья степи, прорывавшейся к самому берегу Днепра, выносившей к камышам широкие разливы зелёного ковыля.

Сухов ехал налегке, доверив латы и оружие вьючной лошади.

Впереди скакали Свен с Ивором, сзади догоняли Акила Длинный Меч и Фудри Московский, а Стегги Метатель Колец на пару с Сауком, сыном Тааза, прикрывали магистра и протоспафария с флангов.