Геннадий Башунов - Продавцы грёз [СИ]

На подходах к заводу я заметил небольшую толпу людей, человек пятнадцать или двадцать. Они стояли чуть поодаль от ворот и будто чего-то ждали. Возможно, это рабочие ждут начала своей смены на проходной?

Рассмотрев ожидающих вблизи, я понял — это никакие не рабочие. У ворот столпилась толпа бродяг и алкашей, причём, некоторые из них и сейчас были в состоянии сильного опьянения. Или владелец завода настолько наплевательски относится к трудовой дисциплине?

Когда до ворот завода оставалось буквально полсотни метров, створки приоткрылись, и на дорогу вышел высокий толстый мужик. Под его брюхом болталась кобура с двумя здоровенными револьверами. Оглядев собравшихся, он смачно сплюнул на землю и проорал:

— Нужны пять человек! Десять кредитов за день, двухразовое питание!

Толпа вяло загалдела и подалась вперёд, но толстяк быстро — очень быстро! — выхватил один из револьверов и рявкнул:

— Стоять! Я выберу рабочих сам!

Соискатели замерли. Я тем временем присоединился к ним и попытался протолкнуться в первые ряды, однако толпа оказалась на удивление сильное сопротивление. Мне в ухо прилетел чей-то локоть, другой ублюдок жёстко наступил мне на ногу.

То ли вонючие грязные тела, зажавшие меня со всех сторон, то ли что-то ещё, но я мгновенно вскипел. Урода, наступившего мне на ногу, я идентифицировал чётко и, толком не осознавая, что делаю, влепил ему подзатыльник, от которого наглеца повалило на стоящего впереди. Замахиваясь, я, конечно же, кого-то зацепил, и ему немедленно захотелось отомстить мне. Или это кто-то другой вцепился мне в волосы.

— А ну, мать вашу, прекратить драку! Ты, пугало лохматое, иди сюда. Да, ты, доходяга. — Дуло револьвера недвусмысленно смотрело мне в лицо.

Всё ещё кипя от ярости, я вышел из мгновенно расступившейся толпы. Толстяк уставился на меня, при этом наведя дуло револьвера мне куда-то в область живота. Учитывая небольшое расстояние, разделяющее нас, он попадёт в меня даже не особо целясь. Но из-за прилива адреналина, вызванного дракой мне было на это плевать.

— Трезвый? — проорал он, едва не обрызгав меня слюной.

— Да.

— Подходишь.

Всё оказалось проще, чем я думал.

За приоткрытыми воротами меня встретил куда более стройный рабочий, я бы даже сказал — измождённый.

— Пошли, — исчезающим голосом проговорил он.

Дшук, так звали тощего, вёл меня мимо невысоких цехов. Рабочие уже были на местах, я слышал их разговоры, чувствовал табачный дым. Животные же наоборот не издавали ни звука. Зато запах… Даже некурящему табачный дух, иногда втискивающийся в смрад дерьма и тухлятины, показался бы амброзией.

Мы прошли завод насквозь — я заметил центральное здание, о котором мне говорил Корос, но рассмотреть толком не успел — и остановились у загона. Дшук протянул мне лопату и пробормотал:

— Вычистишь до приезда новой партии.

— Перчатки есть? — спросил я, принимая лопату.

— Зачем? — искренне удивился Дшук и ушёл, покачивая головой.

Я мысленно поблагодарил Капитана за, очевидно, своё светлое будущее и зашёл в загон. Я думал из меня сделают убийцу, вместого это мне приходится разгребать дерьмо.

Отличный, просто великолепный карьерный рост.

Несмотря на утреннюю прохладу, через полчаса работы мне пришлось скинуть куртку. Ещё через час я совсем взмок. Желудок, в котором со вчерашней ночи маковой росинки не было, громогласно требовал еду, хотя из-за царящего на заводе амбре, казалось бы, ни о какой еде и речи не могло идти. Ан нет, могло и ещё как.

Выйдя из вычищенного загона, я опёрся на лопату, отдыхая.

— Эй, — окликнул я куда-то спешащего мимо невысокого чумазого мужичка. — Когда будут кормить?

Он остановился и, почёсывая чёрную курчавую щетину, осмотрел меня.

— Давно здесь?

— Первый день.

— Вступай в профсоюз.

— Зачем? — немного удивлённо спросил я.

— Защищать права рабочих.

— Я здесь ненадолго.

— И что? Права рабочих везде нужно защищать. — Мужичок приблизился ко мне, видимо, решив, будто нашёл благодарного слушателя. — Мы требуем у владельца завода двенадцатичасовую рабочую смену с часовым перерывом на обед и третий паёк после работы. — Глаза моего собеседника загорелись. — Вот тогда… тогда заживём. Я ещё на вечернюю подработку смогу устроиться.

Нет, я, конечно, слышал, что и на Земле условия труда в девятнадцатом и начале двадцатого века были не то, чтобы не очень, а вообще ни в какие ворота. Но двенадцатичасовой рабочий день как предел мечтаний — это сильно…

— Я здесь ненадолго, — повторил я. — Поработаю с недельку и пойду дальше.

Бородатый ещё раз угрюмо меня осмотрел и смачно высморкался в два пальца.

— Смотри. Кто не с нами, тот против нас.

— Запомню. Скажешь, когда будут кормить?

— Через полчаса, как раз перед прибытием новой партии, — бросил рабочий уже через плечо. — Раздача еды у главного цеха.

Я отдохнул ещё пару минут и, накинув куртку, отправился искать Дшука. Рабочая инициатива наказуема, но, быть может, меня заставят работать в менее вонючем месте…

Я медленно пережёвывал кусок варёной картофелины, наблюдая за тем, как погонщики — видимо, крестьяне с ближайших ферм — гонят по территории скот. В основном — коров, но я разглядел несколько лохматых коз и даже пару лошадей. Складывалось впечатление, будто большую часть скота привели сюда, чтобы не дожидаться, пока животные передохнут в хлеву. Когда мимо меня провели две повозки с мёртвыми животными, я отмёл всякие сомнения.

Даже радостно, что в рабочем пайке оказалось три картофелины и два ломтя серого плотного, как глина, хлеба. Да тот самый толстый мужик, который принял меня на работу, стоял у большого чана, разливая помятым черпаком счастливым обладателям хоть какой-то тары горячую коричневатую бурду.

Когда мимо мимо проехал фургон с птицей, шум, издаваемый животными, стал практически невыносимым. Хотелось уйти, но я продолжал вяло поглощать пресную пищу.

Я пришёл сюда ради разведданных. И они не радовали.

Постоянные рабочие приходят на завод к пяти утра. В пять пятнадцать ворота открывают, и до пяти тридцати они открыты. Следующие полчаса рабочие переодеваются, курят, те, кто принёс еду из дома, завтракает, в общем — все готовятся к работе. Опоздавшие ждут очереди зайти на территорию с шабашниками вроде меня, их впускают в шесть. Правда, опоздавших почти не бывает — толстяк-управляющий Квиор формирует заявку на недостающие рабочие руки, исходя из количества людей, присутствующих на заводе. Если у него плохое настроение может отправить опоздуна домой, сэкономив тем самым деньги заводу: всё-таки однодневники зарабатывали гораздо меньше постоянных рабочих.