Геннадий Башунов - Продавцы грёз [СИ]

В начале седьмого ворота опять закрываются и открываются только в девять. В это время заводчане завтракают (домашние оставляют паёк на обед), а на завод привозится ежедневная партия скота, которому суждено будет стать консервами. Фермеры уходят и… всё. Ворота закрыты до конца рабочей смены в восемь часов.

Всё это рассказал мне Дшук до того, как его голос совсем исчез в гвалте животных.

Я лихорадочно соображал, каким же образом мне протащить через проходную оружие, но пока ничего путного придумать не мог. За утро на вышках периодически мелькали охранники, но, как я понял, на двух вышках из четырёх всегда кто-то был. Кроме того управляющий и пара его прихлебателей бродила как по цехам, так и по самой территории завода, выискивая отлынивающих от работы.

На входе меня не шмонали, но на выходе наверняка обыщут, чтобы я не спёр, например, кусок драгоценнейшей престарелой говядины.

Что делать?

Я представил, как говорю Ивалле «Ты не представляешь, на что мне пришлось пойти, чтобы протащить эту винтовку за периметр» и хмыкнул.

— Что-то смешное? — пробился сквозь куриное кудахтанье голос Дшука.

Рабочий стоял, рядом, протягивая мне свою кружку.

— Да нет, ничего, — отмахнулся я.

— Возьми, — тощий уже ткнул кружку мне в плечо, — без бульона тебе тяжело будет дотянуть до следующей кормёжки. Она будет только в три.

— Спасибо.

Отказываться от калорий я больше в жизни никогда не буду.

Дшук остановил меня, схватившись своей немощной ладонью за плечо.

— Тебе будут предлагать вступить в профсоюз, — не скрывая волнения произнёс он. — Ни за что не соглашайся. Если согласишься, тебя никогда не возьмут на постоянную работу. Говорят… — Дшук понизил голос, от чего его практически не было слышно, — говорят, что скоро их всех выгонят, а зачинщиков этого профсоюза повесят.

— Я учту, — кивнул я. — Ни за что не вступлю.

Дшук кивнул и отпустил меня.

Я пошёл за своей второй порцией калорий. И этот бульон оказался в разу хуже того, что мне давала Орайя.

На обед давали даже кусок мяса, но я съел его, не заметив. Вообще, плохо помню обед. Да и весь день.

Какие-то бычки упирались, когда их вели на бойню, но большая часть беспрекословно подходила к здоровенному мужику. Он совершенно механически наносил тяжелейший удар кувалдой в лоб, и животное падало замертво. Тушу тащили крюками и подвешивали к столбам головой вниз, вспарывали горло. Кровь бережно собиралась в тазы. Потом туше вспарывали брюхо так, чтобы все кишки выпали кучей. Я собирался их по тазам и куда-то передавал. Потом грузил в тазы внутренние органы. Затем шкуру, хвост и голову. И уже в самом конце те куски, которые привык видеть в магазинах на Земле.

Пахло кровью, дерьмом и потом. Я обливался коровьей кровью и собственным потом. Перекура было всего два, и оба пролетели совершенно незаметно. Впрочем, многие курили прямо на ходу, как тот мужик с кувалдой. Я устал как собака, и когда Дшук попросил меня сбегать за какой-то рабочей в какой-то цех я обрадовался.

В том цеху разделывали птицу. Курица ложится на чурочку — бах! — и у неё нет головы. Шустрая рабочая подхватывает тушку и начинает так быстро её ощипывать, что рябит в глазах…

От мычания, блеяния и кудахтанья я очнулся только пройдя с другими рабочими дом хозяина фабрики. У меня в зубах тлела самокрутка, которую я стрельнул у одного из рабочих — сигареты для них были слишком дороги. От каждой затяжки глаза лезли на лоб, но я курил, потихоньку отходя от рабочего дня.

— В бар? — спросил меня Дшук. — Выпьем.

Выпить я бы не отказался, но куда больше мне хотелось есть, спать и придушить человека, который отправил меня на этот завод.

— Здесь недалеко, — продолжал мой вроде как куратор, — пара кварталов на запад…

— Нет, я пойду спать, — покачал я головой.

— Там недорого…

— Эй, Дшук, а ты был там вчера? — весёлым голосом спросил кто-то из рабочих. — Негли как всегда пытался снять какую-то девку, а она его так отделала, что он даже на работу не вышел.

Ясно что за заведение пользуется популярностью у людей с такими нищенскими зарплатами. Туда я точно не собирался. Капитан сняла в трущобах «штат», и я, распрощавшись с рабочими, пошёл на восток, сжимая в руке две монетки по пять кредитов — весь свой заработок.

Если бы я действительно устроился работать на завод Цнеха единственное, что бы я заработал, это еда. И люди пахали за еду по четырнадцать часов, из которых только полчаса можно потратить на обед.

Штаб находился в одной из землянок. Здесь по крайней мере был только один вход, и никто не мог нас подслушать. В единственной комнате находилось три лежака, стол и полдюжины чурочек вместо стульев. Капитан с Авером сидели на этих чурочках и резались в карты, попивая пиво. На столе меня ждала тарелка с немного остывшей едой. На ужин у меня был кусок варёного мяса, перловка и огромный ломоть хлеба, щедро намазанный маслом.

Я молча сел и принялся жевать, одновременно открывая бутылку с пивом.

— Ну и вонь от тебя, — буркнула Кэп.

Я промолчал, продолжая перемалывать пищу. Сожрав всё, я залпом допил бутылку пива и, открыв вторую, закурил. Пару раз затянувшись я, наконец, рассказал Капитану всё, что успел узнать за этот день.

— Не шмонают на входе, — задумчиво протянул Авер.

— Не представляю, как я пронесу свою винтовку через проходную, — буркнул я. — Занять позицию для стрельбы на крыше какого-нибудь цеха не проблема, но не из пальца же мне стрелять.

Шеф похлопала меня по руке и мягко сказала:

— Всё идёт по плану. Потерпи ещё четыре дня.

Я вяло кивнул. У меня не осталось сил, чтобы думать о каком-то плане. Допив пиво, я стянул с себя вонючую одежду и завалился на один из лежаков.

Четыре дня…

Я заснул, не успев закутаться в одеяло.

Наша диверсия планировалась на субботу — как раз в этот день перед единственным выходным достопочтенный господин Цнех и устраивал инспекцию. В обед один из рабочих, которого я «обязательно узнаю» должен был передать мне отремонтированный Авером револьвер. Я тренировался в стрельбе из него три вечера, и результаты выходили весьма сностными.

Но понимания того, как я буду убивать человека, окружённого кучей охраны, у меня до сих пор не появилось. Складывалось впечатление, будто мне уготована роль камикадзе: убил цель, можешь погибать под пулями охранников. Шеф говорила, будто я всё пойму в последний день. У неё имелся план, который она, очевидно, считала отличным.

Но как оказалось, её плану не суждено сбыться.

Потому что именно в этот день участники профсоюза рабочих пронесли на завод две бомбы, шесть пистолетов и обрез. В колющих, режущих и рубящих приспособлениях на заводе, где убивали и разделывали скот, недостатка не было.