Адриан Чайковский - Псы войны

Это не совсем так. Я кое-что понимаю. Я понимаю, что был Плохим Псом. А все потому, что пытался стать Хорошим Псом, но не так, как хотел Хозяин. Я заслуживаю такого наказания.

Больше всего люди боятся, когда мы разговариваем, а не кричим и лаем. Я этого не понимаю. Говорить – это так по-человечески, почему же мы становимся страшнее, когда больше похожи на людей, чем на псов?

Когда мы разминаемся, то часто деремся. Сегодня я выхожу, и один большой пес тыкается в меня лбом и пытается сбить с ног.

– Это вы виноваты, военные псы! – рявкает он. – Я был Хорошим Псом у прекрасной хозяйки. Везде с ней ходил. Оберегал ее. А теперь заперт в клетке из-за вас, плохих псов-солдат. Вы убивали людей на войне, а теперь все мы в клетке!

Технический кампус Корнеллского университета, находится на острове Рузвельта в Ист-Ривер. В настоящее время строительство еще не закончено.

Все это я знаю и без него, и потому мы деремся. Хотя он крупнее, а мои раны еще ноют, я быстрее и опытнее. Я отрываю ему ухо, хватаю за холку и треплю, пока люди не стреляют в меня, наполняя болью.

В своей клетке я открываю канал связи, как раньше, когда слушал голоса отряда. Я скучаю по Патоке. Я скучаю по Дракону и Рой, но их больше нет. Мои мысли о них наполнены печалью. Я был плохим командиром и Плохим Псом.

Сидя в клетке, я возвращаюсь к воспоминаниям о них. Как Патока велела довериться ей. Как Дракон ловил рыбу. Как прощалась Рой.

В коридоре между клетками появляются люди. Их много, и у всех электрошокеры, они останавливаются перед моей клеткой. У них есть путы, которые удержат даже меня.

Я думаю, что меня решили наказать за драку, и это справедливо. Они велят мне выйти, и я подчиняюсь. Они меня ненавидят и боятся, но теперь у меня нет других хозяев.

Когда путы на мне, а челюсти стянул намордник, один человек осмеливается ткнуть меня палкой в бок.

– Сегодня для тебя специальное обращение, Хатико, – говорит он. – С тобой хочет поговорить адвокат.

И вот я сижу перед Керамом Джоном Асланом. Я расстроен и пытаюсь догадаться, что это все значит.

Аслан называет себя адвокатом, но кто это? База данных выдает неполный и непонятный ответ. Хотя вроде беспокоиться не о чем. Я просматриваю все ссылки и выясняю – адвокаты защищают интеллектуальную собственность в моей конструкции. В базе данных есть предупреждение об опасности для адвокатов в случае разрозненных сведений. И ничего не понимаю, но адвокаты выглядят пугающе. Я не боюсь Аслана. Я не чую его запаха через перегородку, но вижу его страх передо мной в мельчайших движениях.

– Итак… – адвокат возится с компьютером в руке. Я машинально пытаюсь подключиться, но компьютер не принимает подключений по незащищенным каналам. – Если я задам тебе несколько вопросов, – говорит адвокат, – ты ведь на них ответишь?

Я ерзаю и слегка подаюсь вперед, а он невольно отклоняется назад. Как же я устал от того, что люди меня боятся. Это вынуждает меня считать их врагами. А мне больше не нужны враги.

Я не знаю, чего хочу. Я представляю, как Патока говорит: «У нас нет будущего, если станем убивать людей». Тогда что остается?

А может, она имела в виду вот это. Адвокат Керам Джон Аслан что-то от меня скрывает, что-то важное, и его это расстраивает, и это имеет отношение ко мне, поэтому он здесь. Он хочет задать мне вопросы. А я могу задавать ему вопросы?

Я пытаюсь.

– Зачем ты пришел?

Он подпрыгивает и отвечает:

– Я… – и снова сверяется с планшетом. – У тебя интересный послужной список, Рекс.

Я молчу. И тем самым будто снова задаю вопрос. Он по-прежнему висит в воздухе, словно запах. Пока я молчу, он не рассеется, и адвокату придется ответить.

– Я… Так, давай будем двигаться потихоньку. Ты был в Мексике, одним из боевых активов «Редмарк», которых использовали против анархистов, верно?

– Да.

– Так вот, я хочу спросить тебя о ходе боевых действий, и мы до этого дойдем. – Он немного расслабился. – Но с точки зрения людей там все пошло не так, как надо. Сейчас многим людям придется ответить на много вопросов по этому поводу, и некоторых накажут.

При этом слове я невольно вздрагиваю. По моему опыту, наказывают всегда меня.

– Но главный вопрос – что будет с биоформами. То есть мы это уже проходили с автономными боевыми роботами и так далее, вплоть до использования химического оружия… и сейчас это особенно актуально. Но война в Кампече поставила вопрос об использовании биоформов. Люди не… Слушай, ты ведь биоформ, да? Ты ведь это знаешь?

– Да.

– И ты знаешь, что означает козел отпущения?

После поиска в базе данных я отвечаю:

– Да.

Керам Джон Аслан судорожно кивает. Он старается не смотреть на меня, но все время возвращается взглядом. Как будто виноват.

– Похоже, многие события той войны сводятся к использованию биоформов. Сейчас большая часть твоих… – Он качает головой. – Представителей твоего… вида? Я даже не знаю подходящего слова. Большая часть биоформов во всем мире содержится в лагерях вроде этого. И многие люди хотят вашего уничтожения. Ты понимаешь?

– Да.

Это первая его фраза, которую я полностью понял.

– Мне жаль. Я из той группы, которая старается, чтобы этого не произошло. Кто утверждает, что у вас есть права.

Я проверяю значение слова «права» и понимаю, что он говорит «я твой друг», а значит, я могу спросить:

– Почему?

Он снова дергается.

– Я… Ну, есть люди, считающие, что вы… что вы люди. Не совсем люди, а созданные нами. Биоформы вроде тебя думают и чувствуют, как люди, и заслуживают чего-то вроде признания основных прав. В смысле вряд ли вам дадут право голоса, как бы все хорошо ни обернулось, но… Просто право жить, понимаешь?

– Почему?

Теперь он смущен.

– Ты… ты ведь объяснишь, что имеешь в виду, Рекс? Что почему?

– Почему ты?

Я не могу разобраться с его «люди хотят того, и люди хотят сего». Передо мной один человек. Я не чую его запах, но должен с ним познакомиться.

– Ну, я… – Он вытирает лицо. Он по-прежнему потеет, и я вижу, как ему неприятно находиться в одной комнате со мной. – Биоформы всегда меня завораживали. Я предвидел все это, с самого первого из вас, когда первый биоформ появился сначала в одной статье, а потом и во всех новостях: говорящая собака, лучший друг человека. И я сказал себе, что назревает юридическая проблема. И этот вопрос задавали с самого начала, насколько я помню. Многие не хотели вашего существования – мол, это против воли Бога, против природы и так далее. А с другой стороны стояли ваши создатели, и они говорили: «Это просто инструмент, просто вещь, наше имущество. Да, оно умеет говорить, но ваш телефон тоже умеет». И с самого начала я думал, что когда-нибудь этот вопрос встанет в суде. Кто ты, Рекс? Человек, собака или механизм? Или угроза.