Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 3 [СИ]

— А теперь ты мне скажи, что я тебя сначала спрашивала, — разноглазая так никуда и не делась.

— Ничего не было, нет и не будет. По крайней мере, с ним. Другие пусть по углам лижутся, если в различных частях тела свербит!

— Но все же говорят…

— Я тоже много чего могу сказать, но иногда предпочитаю молчать.

Эр призадумывается. Марина уже собирается встать и уйти. О своём Эрида может очень подолгу размышлять.

— Марина, а может тебе мальчики вообще не нравятся? Сама на них часто похожа, — Марина на всякий случай косится на свою грудь. Вроде, там ничего не изменилось. Немало, у кого гораздо хуже.

— Я похожа только и исключительно на себя. Может быть, немного на Дину II. И больше ни на кого.

— Я про другое. Может, тебе девочки нравятся? — почему-то шепчет последние слова.

Что-то такое всплывает в памяти, только об интересе к девочкам говорила как раз Эр.

— Судя по тому, что ты рисуешь, скорее тебя можно заподозрить в чём-то подобном.

— Я… Я не знаю. Знаешь, что я больше всего рисовать люблю. Но мне и просто смотреть нравится.

— За некоторые твои снимки мужчину могли бы привлечь. По крайне неприятной статье.

— Но я же ничего такого не делала. Никого не заставляла. Все сами соглашались. Это ведь просто очень красиво.

— Сама говоришь, на живых интересней смотреть.

— Да. Временами так хочется кого-то коснуться. Сил просто нет!

Марина резко хватает её за руки. Довольно сильно сжимает. Эр дёргается. Марина вообще-то, гвозди может сгибать. Из цепкой хватки не вырвешься.

Чуть ослабляет захват.

— Ну как, легче стало?

— Не… Не знаю даже, — освободиться не пытается, хотя Марина уже и не держит по-настоящему, — Так всё быстро получилось.

Это Херктерент не любит, когда её трогают. У Эриды о прикосновениях какое-то другое мнение.

— Охота чего-то — сходи в город. Прямо вот в таком виде, как сейчас, только сандалии надень Там и не так хватануть могут. И вовсе не за руки. Правда… Тебя не тронут.

— Почему?

— Смерти рядом испугаются. Хотя… Если такой найдётся, что Чёрной не испугается, то советую с ним поближе познакомиться. Такому точно можно будет разрешить тебя трогать везде, где нравится.

— Мне не было неприятно, когда ты за руки взяла.

Марина на всякий случай тут же прячет руки за спину. Головка у Эр вовсе не пустая, но очень уж странными мыслями набитая.

Разноглазая вдруг начинает смеяться, Херктерент тормошит её, вспоминая, где ближайшая тревожная кнопка.

Эр прекращает так же неожиданно, как и начала.

— Эр, ты чего?

Та слёзы вытирает.

— Опять. Опять я сама всё придумала, чуть ли не целый мир на этой основе выстроила, а снова ничего нет.

— Я снова не понимаю, о чём ты!

— Ну как же! Я столько всего напридумывала, а оказывается, самой знаменитой школьной парочки просто не существует. Ну вы и притворщики! Так всех разыграли, — Эр кладёт руку ей на плечо. Марина с трудом удерживается, чтобы не дёрнуться.

— Я уже устала повторять, никаких нас нет. Есть я, есть он и ничего больше.

— Но есть ещё и множество других людей, видящих совершенно иное.

— Это их дело. Раньше многие считали, солнце и планеты вокруг земли вертятся. На деле всё обстояло с точностью наоборот.

— Ого! Ты себя с небесным телом стала сравнивать! А ещё говоришь, у Софи самомнение чудовищное.

— Оно у всех художников зашкаливает.

— Знаешь, я тебя совсем о другом хотела спросить. Но после всего, что слышала… Неловко как-то.

— Спрашивай, — как-то получается, словно невзначай, сбросить руку Эр, — лучше сразу все чёрточки иероглифа нарисовать, чем потом от недопонимания мучиться. Навоображаешь опять себе не пойми чего.

— Только обещай, что не обидишься.

— Я на тебя не умею, — хмыкает Марина.

— Ты влюблялась в кого-нибудь настоящего? Не в книжного персонажа, в живого человека?

— Тебе это так важно? — хотя, судя по лихорадочному блеску в глазах, ответ на этот вопрос сейчас является для Эриды важнейшим на свете.

— Если честно, то, — пауза затягивается, Марина выстраивает мысли в голове, пытаясь не наврать в первую очередь самой себе, — нет, совершенно чётко уверена влюбляться мне не доводилось. Видимость чувств разыгрывала, ну да это ты сама видела. Пусть говорят, в нашем возрасте влюблённость — естественное состояние. Но это точно не про меня.

— Жаль…

— Чего? Я молода, некоторые до сих пор считают ребёнок ещё. Хватит ещё всякого на мой век. Или ты сама в кого втрескалась и совета хочешь? Так это не ко мне. Только тем, кого змея кусала стоит об этом друг с другом разговаривать, — вспомнился тут волк-одиночка Сордар.

— Я даже не знаю. Смотришь на человека — и хочется видеть ещё и ещё. Голос слышать. Рядом всё время быть. Грустить, когда он уйдёт.

— И кто же этот счастливчик? — «Хотя, в случае с Эр — скорее несчастный. Это я могу её в любой концентрации выносить. Кто другой — сбежал бы давно. Да и мне временами подальше от неё побыть хочется. Она как стихийное бедствие. Или… Как некстати лезут в голову нехорошие мысли, она вовсе не парня имеет в виду. С неё станется втюриться в девушку. Звоночки уже позвякивают. Искренне надеюсь, это окажусь не я, и не Сонька».

— Да вот, не решила ещё… — простенько так отвечает, что не заподозрить какую-то сложнейшую хитрость просто невозможно.

— У тебя их несколько? — Марина лихорадочно прокручивает в голове список школьных знакомых. Вроде, никого подходящего. Да и судя по Димкиным словам мужская часть населения школы воспринимает Эриду как нечто недостижимое. В смысле, то, чего и не хочется достигать. Этакий безусловно прекрасный, но смертельно ядовитый цветок нюхнуть который можно только два раза в жизни — первый и последний.

Источник, конечно, надёжный, но не надо забывать, с гуманитариями он особых отношений не поддерживает, а там хватает с мозгами вывернутыми. Хотя вены от неразделённой любви несколько лет никто не резал.

— Думаю…

— Думай, думай. Где-то читала, всерьёз таким вопросом следует начинать заниматься после девятнадцати лет. К этому возрасту все органы наконец притираются друг к другу. И человек обретает способность включать мозг. Хотя бы иногда. Правда происходит это далеко не со всеми.

Эр легонько стукает Марину кулачком в плечо.

— Ты же хорошая. Почему же временами такая занудливая и скучная?

— Другой нет и никогда не будет.

— Я не про это. У тебя часто мысли заняты одним, а говоришь совершенно про другое.

Одежды на Эриде и так почти нет, снимать ничего не стала, в воде укладываясь. Марине из вредности хочется, что бы узоры поплыли. Но нет, всё держится крепко, кажется отцовская поговорка про рыбаков в очередной раз срабатывает. Точно ли Смерть показала ей лучшую мастерскую, или она сама интуитивно унюхала?