Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 3 [СИ]

— Верю, — кивает Хейс, — читала её «Дневники» и «Воспоминания». Гений, но напрочь лишённый эмоций, человек. Такой — что лес рубить, что глотки резать — никакой разницы.

— Часть святынь ещё с погибшего Архипелага происходит, — в голосе Софи прорезается искренняя гордость за предков и страну, — И всё это великолепие не первое столетие красуется на шеях непримиримых врагов любой церкви.

Я потом так хохотала, когда расшифровала отцовскую фразу. «Чего у них такие рожи? А представь, в Собор Святого Петра в Риме входит самая настоящая родственница Сатаны, с ожерельем из реликвариев, в каждом из которых по части тел от кого-нибудь из апостолов и ещё подвеска с крайней плотью Христа болтается. Да мы все на её фоне даже на чертей не тянем, так чертенята, да бесы мелкие». Это он маму поддевал вообще-то, ибо ей родной язык отца после брака стал не интересен. Он по-русски сказал, а она целой кучи слов не знала. Я тоже, но мне на тот момент простительно было. Сама-то всё поняла?

— Представь себе, да, — серьёзен взгляд, ответ тоже на родном языке отца Марины, — только сейчас окончательно убедилась, насколько министр страшный человек.

Во взгляде Младшей Херктерент зреет что-то нехорошее.

— Что теперь скажешь насчёт статусности?

Хейс задумчиво трёт подбородок.

— Скажу, по степени воздействия, ваш отец с несколькими танковыми дивизиями на этой площади выглядят, вряд ли ярче.

— Ага. Блёкленько прямо скажем, на фоне Кэрдин, даже въедь отец на танке под личным стягом в здание, протарань иконостас и насри в святая святых.

— Может, и так. Но одновременно многим мирренам и верующим в этого божка стало ясно — со злом надо бороться, ибо оно не где-то там, в дебрях ада. Оно уже вырвалось оттуда и ходит по земле, и в любой момент может и за тобой прийти.

— Думала, ты хуже мифы знаешь.

— Это не мифы, это политическая экономика, знать надо, как враг думает.

— Тады понятно. Они потом чуть ли не впервые в истории собор закрыли. Чуть ли не языками вылизывали, где Кэрдин шла, что очисть. Одымляли, да обливали. Может, и дегазацию провели, она же святым духом тоже дышала.

— Ты фотографии с их Великого Императорского бала помнишь?

Хейс демонстративно плюхается спиной в бассейн. Выныривает и отфыркивается.

— Ввек бы не вспоминать! Из-за них столько писку было в спальнях у младших девочек.

— Младшие они того… Разные бывают, — недовольно цедит сквозь зубы Марина.

— А, — машет рукой бывшая староста, — ваш набор куда взрослее выглядел. Как чувствовали все, что скоро начнётся. Те же совсем детьми были. И вели себя соответственно. Такой вспышки воровства я не припомню.

— О как! — недоумевает Софи, переглядываясь с Мариной. Хейс, словно не заметив, продолжает.

— Да ничего серьёзного. Вещей не портили, ценностей не трогали. Без конца таскали друг у друга фото красавиц да красавцев с этого бала, да выкройки платьев, будто кто-то из них шить на подобном уровне умел. К счастью, все состоятельные были ограничены родителями в размерах трат, а не то, закажи кто подобное, её бы точно убили. Причём, убивали бы все вместе. Хорошо, хоть к Новому Году унялись. После этого меня уже все звали только Страх-И-Ужас и никак иначе.

— Да уж, извиняюсь пред тобой, Хейс, — морщится Марина, — не знала, что эта отцовская шуточка ещё и тебе боком выйдет.

— Ты о чём?

— МИДв по инициативе Императрицы издал фотоальбом про тот бал, отдельно издали портреты при полном параде участников. Потом был очередной скандал, Императрица хотела распродать чуть ли не с аукциона всё это, а собранные деньги пожертвовать на благотворительность. ЕИВ распорядился весь тираж бесплатно распределить по учебным заведениям. А ожидаемую выручку просто пожертвовал из свободных средств. Подозреваю, эти портреты в основном друг у друга и таскали. Там часть тиража, особо дорогая, цветными печаталась.

Хейс устало вздыхает.

— Марина, я даже сейчас с лёгкостью перечислю, где чей портрет, рисунок или выкройка платья публиковались и сколько раз. Всю северную и южную прессу из глупеньких маленьких девочек вызубрила. Чуть не плакала от счастья, когда следующий набор куда взрослее оказался. Ещё полгода такого — и меня саму в комнате с мягкими стенами закрыли бы.

— Как наша мама и Кэрдин выглядели не запомнила?

— Да я теперь до смерти не забуду, кто как там выглядел! Словно сама побывала.

— Кончится это всё — побываешь, — Софи совершенно серьёзна, — Считай официальным приглашением.

Поднявшись, Хейс шутливо склоняет голову, прижав к сердцу правый кулак.

— Благодарю, Ваше Высочество Ненаследная…

— Дальше не надо, — прерывает Софи, — я и так знаю, помнишь мой титул.

— Они выглядели словно две кошки-леопарда, платья, сумочки, перчатки, всё пятнистым было. Даже я удивилась, хотя и не до этого было.

— Можешь дальше удивляться. Шляпки, летние плащи, туфли, даже бельё и чулки у них такой же расцветки были, причём очень похожие. Они даже собирались вместе.

— Вот это да! — в один голос Марина и Хейс удивляются. Всем известно о «дружбе» императрицы и министра. Даже поговорка о ненависти успела появиться «Живут, как двуногие змея и пантера».

Софи наслаждается произведённым впечатлением.

— И что это тогда было? Я до сих пор не набралась смелости у Кэрдин спросить, настолько тогда обалдела.

— Да вот ту весёлую картиночку с красным зверем и тобой вспомнила. Там же не один зверь из бездны к людям искушать ко злу приходил. Два или три ещё отметились. Угадай, какая у одного из них окрасочка была?

— Как бы очевидно, леопарда.

— Гепарда, если той книжечке верить. Да ещё не помню со сколькими головами. У них на двоих, естественно, две, да обе не пустые. Вот и решили мирренов на высшем уровне проучить. Ещё здесь сговорились.

— Первый, и, подозреваю, последний раз на моей памяти. Они же ненавидят друг друга.

— Но миррены им обеим смертельный враг. Тут общее намного выше личного встаёт. Помнишь, как у нас проверяли, нет ли какой вещи с Юга? Им ведь тоже предлагали прийти на Бал в мирренских шелках. Даже в подарок прислали, одной от лица Императора, другой — от лица кронпринца. Отказать нельзя по протоколу. Приняли, но пришли во всём сделано исключительно у нас. Как все на них смотрели! На дрова для костра ведьмам родовые кареты сами бы порубили. Но нельзя. Улыбаться надо.

— Теперь уже я не понимаю, что все там из-за пятнышек разошлись? У меня в детстве рысья безрукавка была, — откровенно дурачится Хейс.

— Мирренки великих родов, да и невеликих тоже не носят пятнистого. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Расцветка считается намёком на конец света, зверей, что пред ним придут и вообще, отсылкой ко всему нехорошему. В низших слоях общества отношение попроще, но и там «пятнистая кошка» обозначает колдунью-проститутку.