Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 2 [СИ]

На церемонии не было только одного человека, чьё присутствие там было в принципе, обязательным. Грэды вытаскивали на палубу этого матроса уже с оторванной до колена ногой. В госпитале пришлось ампутировать правую руку. Он ослеп на один глаз да и второй стремительно терял зрение. Из циничного прагматизма (зачем кормить в плену человека неспособного работать) плюс не менее циничных пропагандистских соображений (вот, мол поглядите, как мы к некомбатантам хорошо относимся) его в торжественной обстановке освободили и препроводили на территорию посольства нейтральной страны, представляющей мирренские интересы. О его освобождении Марина знает из газет. Знает и что Тим всегда проводит церемонию в одну и ту же дату — на следующий день после празднования Дня Коронации. Но инвалид-матрос, добиравшийся до дома самой кривой из возможных дорог к этому дню не успевал. Конечно, сойди он на берег в любом мирренском порту, в столице бы оказался бы через несколько часов — флот изыскал бы самолёт. Но до порта ещё добраться надо. Лайнеры через океан больше не ходят — военными транспортами стали. Летают над морями предвестниками новых бед только многомоторные летающие лодки-разведчики. Им нет дела до тех, чьи судьбы война уже сломала.

Церемония проходит точно в срок. Матроса на ней не было. Марина уж злорадно обрадовалась. Ненадолго. Матрос добрался до столицы только через четыре дня. На следующий Тим назначил ему аудиенцию и наградил орденом.

Ну и как последний акт истории «Вестник Военного ведомства» опубликовал документ. «О пропавших без вести членах экипажа тяжёлой ПЛ „Морской Дракон“».

Слушали.

Постановили: признать — далее список — с доблестью павшими при защите веры, родины и императора. Признать — совсем короткий список — попавшими в плен по причине полной утраты средств к сопротивлению. Признать — одна фамилия — полностью утратившим возможность добывать средства к существованию в виду ран и увечий полученных при защите родины, веры и императора, назначить ему пенсию в соответствии с его достоинством, званием и заслугами.

Ещё Марина решила, что запуск в оборот истории с «Драконом» сделан не просто так. Без вести пропавших ПЛ с обеих сторон уже предостаточно. Добавилась бы ещё одна. Связаться со своими «Дракон» не успел. А эскадра теоретически могла атаковать и другими проливами. Однако же, написали. Отдали дань уважения мужеству врага? Ага, счаз! Марина уже большая, в сказки не верит. Тем более, что несмотря на весь героизм «Драконовский» сражение мирренами безусловно проиграно. Статья, скорее всего, тончайший намёк на потенциальную возможность прекращения вооружённого противостояния, уже стоившего сторонам огромных жертв. Не исключено, что сейчас подобные намёки делаются и по другим каналам. Эта же статья намёк для всех, умеющих между строк читать.

Такой же намёк и статья в Тимовском журнале. Точнее, даже не столько статья, сколько песня. Бездарных редакторов Тим у себя не держит. Военная цензура высшей инстанции — как раз он сам. Так что раз за основу песни о гибели лодки взяли грэдский, по общепринятой версии, текст, то это явно не просто так сделали.

— Марин, тут сказано, что он госпитальный корабль потопил. Так разве делают?

— А что такого? Раз военно-морской флаг есть — топим всё, что плавает. Тут миррены не лучше нас, а мы не лучше них.

— Там же раненые…

— Там, в первую очередь, подготовленные солдаты, имеющие какой-то боевой опыт, плюс чуть ли не самый сложно возобновляемый во время войны персонал — подготовленные врачи, их дольше всех учить надо. Госпитальный корабль — желанная, более того, весьма ценная добыча. Только так уж легко не возьмёшь.

— Почему?

— Сама смотри: если на театр идёт, то по одиночке только переоборудованные лайнеры ходят, они очень быстрые, рейдеры в наши зоны мирового океана уже не лазают, а подлодке такую махину перехватить сложно. Идя на театр, всегда везёт подкрепление. Если же в состав конвоя включён, то конвой из самых быстроходных транспортов с самым сильным эскортом. Когда на театре — место, где стоит охраняют, наверное, даже лучше, чем порт, где боеприпасы выгружают. Если загружен, и обратно идёт — меньше четырёх-шести эсминцев в эскорте нет. Конечно, если какая подлодка такой конвой увидит, то попытается атаковать. «Стаю» навести сложно — лодки они того, не очень скоростные. Под водой особенно. Так что, потопленный госпитальный корабль — признак или умения капитана подлодки, или раздолбайской противолодочной обороны.

— Марина, — очень негромко Эр говорит. Серьёзна страшно, — неужели ТАМ и в самом деле ТАК, как ты говоришь?

— Как «так»? То, что я тебе сказала, считай, азы морской войны. В любой книжке прочитать можно. Оборвёшь коммуникации — войны в колониях можно заканчивать. В тропиках, да и других местах без боеприпасов много не навоюешь. В тропиках, к тому же, ещё и медицина хорошая нужна — там и сейчас от болезней потери чуть ли не выше, чем от врагов. Правда, нам там чуть легче — южные грэды большинством тропических болезней не болеют. А мирренам чёрных солдат брать неоткуда — их полицейские части из колоний на современное оружие не переучишь. Прочие там вообще неграмотны и чуть ли не людоеды. Хотя, и таких использовать пытаются, пусть и в качестве носильщиков. Правда, сейчас ещё кой до чего додумались: вроде бы боевые отравляющие вещества разрабатывают, что на кожу чёрных действуют, а белых — нет. Может, правда, а может, врут, у нас про то, что они в колониях на людях эксперименты ставят, далеко не самая надёжная газета писала. Хотя… миррены они такие, может и ставят. С них станется. В прифронтовых районах усилены санитарные и карантинные меры — опасаются, что они начнут биологическую войну. Ну, знаешь там, контейнер с чумными блохами или крысами сбросить. Кстати, этого стоит опасаться не только там. Их разведчики много куда забираются. Контейнер такой весит не сильно много, если его с парашютом скинуть. Ка-ак начнут расползаться… — скорчив гримасу, Марина растопыривает руку, словно лапки паук. Эффект незамедлителен, — Эр, что с тобой!?

У той глаза с блюдце, приваливается к стенке. Марина хватает её за руку, лихорадочно вспоминая правила оказания первой помощи. Эр неловко, словно пересиливая боль, улыбается.

— Ничего. Сердце прихватило. И так не очень, да плюс я расту. А ты такие ужасные вещи говоришь.

— Что у тебя от сердца? Где?

— Ничего. Это от того, что расту я. Было уже так.

— Точно всё в порядке?

— Да. — Эр выпрямляется. Рукой за грудь держится.

— Извини, не хотела тебя пугать. Само так получилось.

— Я знаю. Ты, как обычно, только правду сказала. Почему в мире столько плохого? Я много не поняла, из того, что ты говорила. Но одно ясно — люди друг на друга уже, как звери охотятся. Уже вытравливать друг друга, словно вредных насекомых, готовятся. Зачем всё это? У моего отца есть всё, у твоего — тем более. У мирренского Тима вряд ли меньше. Зачем им ещё что-то? Ведь гибнут, в основном, те, у кого и так ничего нет. Динкерт помнишь?