Александр Афанасьев - Наша игра [litres с оптимизированной обложкой]

– Он солгал вам, Борис Львович. Это происки шайтана.

– Нет, он не солгал. Те же три врача подтвердили, что рака больше нет. Они подумали, что оборудование ошиблось, но я знаю, как было на самом деле. Мне сделали укол, и рака больше не стало. Понимаешь, не стало. Теперь можно будет лечить все что угодно – рак, СПИД, все что угодно. Все болезни! Бурко станет продавать это лекарство, и он станет богаче, чем Билл Гейтс! Влиятельнее, чем Путин и Трамп, вместе взятые! Он не дарит надежду, он дарит людям новую жизнь! Понимаешь?

– За что убили Лом-Али?

Майснер схватил руку Салахуддина.

– А какая разница? Какая разница, Салик, за что его убили. Мы на пороге нового времени, когда люди перестанут умирать от болезней! Что значит твой автомат перед этим? Что значит чеченская месть по сравнению с этим!?

Салахуддин оттолкнул руку Майснера.

– Бурко – лжец. Он колдун и одержим силами зла. Не слушай его, ибо он ложь и отец лжи! Не слушайте его!

– Ты ничего не понимаешь, – Майснер говорил все быстрее, – ты ничего не понимаешь, потому что еще мал. Бурко создал то, благодаря чему он станет владеть всем миром. Больные получат исцеление, как в Библии. Никто больше не будет умирать.

– А мой брат? В чем он-то был виноват?

– Какая разница?

…

– Какая разница, Салик, в чем? Мало ли людей было убито, он отдал свою жизнь за то, чтобы жили другие.

Салахуддин схватил пистолет и направил его на Майснера.

– Чушь!

…

– Он умер, потому что его жизнь отняли! Теперь я отниму жизнь того кто это сделал! Я убью Бурко!

– Нет!

Салахуддин встал со своего места, демонстративно бросил на стол тысячу рублей – по-чеченски это означало выражение презрения, расплатиться за стол, за который ты был приглашен. Сплюнул и пошел на выход.

– Подожди!

За спиной раздались шаги.

– Подожди, Салик…

То, как звучал голос Майснера, заставило Салахуддина обернуться – он увидел, как Борис Львович торопится за ним, весь красный.

– Борис Львович.

– Подожди…

Майснер схватился за косяк и стал оседать. Салахуддин смотрел на это в каком-то оцепенении.

– Подожди… подожди… не надо…

Руки Майснера отказали, он упал на пол, стукнувшись, и это вывело Салахуддина из оцепенения. Он бросился к Майснеру…

– Таблетки! Таблетки – где?!

– Салик… не надо… не надо… Салик.

– Шайтан вах…

Салахуддин бросился в кабинет… пиджак на стуле… карманы… нет, не там. Ключи… может быть, в ящиках стола… шайтан, все ящики стола заперты, что и следовало ждать от Майснера. Где еще… ничего нет. Ничего…

Графин… стакан воды.

С графином он выбежал в коридор и понял, что Майснер умер. У него был остановившийся взгляд и синие губы.

О, Аллах…

Салахуддин ни разу не сомневался – то была кара Аллаха. Борис Львович посмел приравнивать себя к нему, точнее не себя, а Бурко, но сказано же – не придавай Аллаху сотоварища! И сказано – Аллах скор в расчете.

Вот он и покарал…

Салахуддин пытался вспомнить дуа, чтобы кара Аллаха не постигла и его, но губы не слушались, а мозг отказывался подбирать нужные слова.

Салахуддин поставил графин, присел, проверил пульс. Пульса не было…

Мертв.

Надо, наверное, читать какую-то молитву… но Борис Львович не мусульманин, какую молитву ему читать?

И что будет теперь с ним? А что, если подумают, что это он убил Майснера?

Да, сердечный приступ, но отец предупреждал, что за Майснером очень серьезные люди стоят и проверять они будут тщательно. А проверив… это не суд, Уголовного кодекса и адвоката не будет…

Мозг выдал первую здравую мысль за все время. Надо сделать все как было, чтобы никто не заподозрил.

Он осторожно взял графин и стакан, отнес, как было. Протер платком все как мог. Осмотрелся… надо еще на кухне прибрать, свой прибор даже помыть, и тогда никто ничего не заподозрит.

Борис Львович все равно старый, можно было ждать инфаркта.

Он вышел в коридор, пошел… но уже у самой кухни он услышал звук, от которого волосы стали дыбом а сердце пустилось в пляс.

М-м-м-м…

Жив.

– Борис Львович!

Майснер ворочался на полу, пытаясь встать. Салахуддин бросился к нему, чтобы помочь подняться, довести до кровати, и… наверное, Аллах спас – он не упал перед ним на колени, не попытался взять его за руку… иначе было бы все кончено.

В детстве мать читала им сказки про Жоьру-бабу [10] Баба-яга. . Это были добрые и нестрашные сказки. Потом Лом-Али узнал несколько других, страшных сказок и когда мать уходила, он рассказывал им эти сказки. Про колдунью-Хежу. Про оборотня Гам. Про Черного Хожу. Про одноглазого великана Берза-Дог. Лом-Али рассказывал страшно для того, чтобы напугать сестренку, придумывая все новые и новые страшные подробности. И он тоже боялся, хотя как мужчина не мог это показывать.

И вот сейчас – Салахуддин смотрел в ужасные, неживые глаза нежити, как из сказок.

Глаза были какими-то белесыми, как будто подернутыми пленкой и немигающими.

– Прибегаю к защите Аллаха, могущественного, достохвального, у которого нет сотоварища, от злых козней шайтана! – выкрикнул Салахуддин и стал читать первую суру вслух.

Но гром не грянул, и молния не поразила нежить – нежить ворочалась и тянула к нему руки, пыталась встать. И чем-то пахло, какой-то химией, все сильнее и сильнее…

Майснер… или нежить, которая жила в нем, неуклюже махнула рукой, Салахуддин отпрянул. Нежить потянулась за ним…

Нет выхода.

С той стороны нет выхода.

Нежить, ворочаясь на полу, пыталась встать.

– Прибегаю к защите совершенных слов Аллаха от гнева Его, и наказания Его, и зла рабов Его, и наущений шайтанов и от того, чтобы они являлись ко мне…

Но и это заклятье не помогло – нежить сумела встать на четвереньки и поползла.

К нему.

И тут он вспомнил – до этого не помнил, – что у него пистолет.

– Стой!

Нежить странно заскулила, подползая к нему на четвереньках.

Палец дожал спуск. Хлоп-крац!

Пуля попала Майснеру или тому, что сейчас было им, в голову – и оно упало в коридоре и больше не шевелилось. Кровью брызнуло на стену.

Аллах, спаси…

Прибегаю к защите совершенных слов Аллаха от гнева Его, и наказания Его, и зла рабов Его, и наущений шайтанов и от того, чтобы они являлись ко мне…

Салахуддин сделал шаг. Потом еще шаг. По стеночке пробрался мимо того, что раньше было Борисом Майснером, жизнелюбивым евреем с бухарскими корнями. Потом он бросился бежать…

Немного успокоившись, Салик отзвонил Ибрагиму, сказал, что нужно встретиться. Место назвал – у первого пускового комплекса Московской окружной, там еще тихо было, хотя рядом действующая дорога и уйти не проблема совсем.

Салахуддина трясти начало только сейчас, чтобы немного прийти в себя, он выпил два стакана харама в забегаловке для дальнобойщиков, но помогло несильно. Белесые глаза Майснера, и этот звук – Салахуддин понимал, что все это долго будет преследовать его.