Ольга Боярышева - Другой взгляд [СИ]

На входе в шахту стоял вооруженный, но похоже очень тупой амбал, который был сразу же вырублен и обезоружен девушкой. Пока прощупывал пульс она как будто испарилась, и я её потерял, а в кустах обнаружил два не дышащих человека Горна. Взглянув в темноту тоннеля, у меня началась паника: как можно было молодой и слабой девушке без страха броситься туда? Найду — убью! И сжав амулет, который я хранил для экстренных случаев, отправил сигнал тревоги Касту и Вэлле.

Не пробежав и пары метров подземелья, меня окутали темнота и сырость, пришлось двигаться на ощупь и прислушиваться к разным звукам. В нос ударил затхлый запах мокрых тряпок и дыма. Дойдя до развилки трех туннелей, в одном из них я увидел мерцание факелов.

— Зачем ты его убил, кретин? — рослый мужик прощупывал пульс у лежащего на полу седого человека.

— Сам кретин. У меня четкое распоряжение на счет каждого кто сунется сюда, — крикнул в ответ мужчина, сидящий на полуразваленной табуретке.

Вообще в комнате находилось пятеро: два неизвестных вооруженных мужчины, связанный Николас Грейк, ошарашено смотревший на неподвижный труп Горна, и еще один мужчина, которого я не сразу заметил, но который, видимо, заметил странное колыхание пламени, возле которого я прошел и резко поднявшись, прыснул на меня порошок-пудру.

— А вот и наша невидимка. Тебя, друг мой, приказано при встречи немедля прикончить. Так что, бывай, — меня огрели по голове и я вырубился.

Кап-кап, кап-кап. Приходил в себя медленно, голова раскалывалась, сколько прошло время пока я был в отключке не известно. Где нахожусь тоже неизвестно, но догадаться не сложно: темно хоть глаз выколи, сыро и холодно — добро пожаловать в подземную шахту. Её всегда затапливало, именно поэтому она и заброшенная. Я был не один, чье-то медленное дыхание звучало совсем рядом.

— Кто здесь? — кап-кап, кап-кап.

Может это такая игра звука и воображения, эхо? Или это мое дыхание отражается от стен. Я не раз слышал истории, о том, что люди, заблудившиеся в пещерах и штольнях, сходили с ума лишь от звука капающей воды. Я задержал дыхание, но оно не утихло. Может человек тоже лежит без сознания, как и я. Я пошел на звук. Камера имела потолок чуть ниже моего роста, а в ширину где-то больше метра, зато в длину около 4–5. Я двинулся на ощупь и когда обнаружил тело второго узника, чуть не взвыл. Шелест юбок, насквозь промокшая одежда и волосы. Я надеялся, что это не кровь. Потормошил и ничего, дышит — уже хорошо. Надо отсюда выбираться. Я подложил свое пальто ей под голову и отправился ощупывать камеру. С одной стороны железная дебелая дверь, закрывающаяся с одной стороны и это не наша. С другой стороны, уходя под наклоном был тупик, в котором сантиметров на сорок была вода. Надо пронаблюдать, как быстро она прибывает и способна ли она затопить всю комнату. От чего ждать смерти, от голода и холода или от утопления? Опробовав все способы открыть двери и найти выход, я обессилено сел возле Виолы.

Кап-кап, кап-кап. Я встряхнул головой. Вода поднялась за это время на двадцать сантиметров, а прошло от 1–2 часов. Такими темпами нас затопит к завтрашнему утру или обеду. Какой ужас, что будет? Я впервые полностью бессилен и я даже подумал, что лучше будет, если Виола так и не прейдет в себя. Пробудиться и узнать, что скоро утонешь — это ужасно. Я вспомнил, как однажды уже был в предсмертном состоянии, это была наша последняя встреча перед её двухгодичным исчезновением.

«ЭПИДЕМИЯ ЧЕРНОЙ ЛИХОРАДКИ» — гласили вывески на каждом столбе и дверях города.

— Мне жаль, Морт, но ближайшие три недели на работу ты не пойдешь, — сказал доктор Морин, сидя в моем доме на кушетке и разглядывая градусник. — Я пришлю к тебе медсестру, она принесет нужные лекарства и будет приходить утром и вечером ставить тебе уколы. И пожалуйста, больной, лежите, побольше пейте жидкости и не отвлекайтесь ни на какие дела.

— Как скажете, доктор, — прохрипел я умирающим голосом.

Терпеть не могу болеть, конечно, никто болеть не любит, но как по мне так лучше огрейте меня пару раз батареей, чем терпеть эту ломоту по всему телу и звенящую боль в черепной коробке.

Вскоре пришла медсестра и сделала пару принеприятнейших уколов в мягкое место, что добавило остроты ощущений.

Заснул. Нос заложен, дышать невозможно, долго ворочался.

Проснулся. Что-то поел, на вид гречневую кашу, на вкус — дерьмо, вновь пришла медсестра, дала пару таблеток, измерила температуру, покачала седой головой и заварила чай. Ушла.

Заснул. Что-то поел, заметил, что запасы еды заканчиваются. Полез в подвал, чуть не упал. Шатало, трусило, морозило.

Утро. Пришла медсестра, измерила температуру, сделала укол. Полегчааало. Заснул.

— Вы не переживайте, я его сестра и у меня имеется медицинский опыт. Я вижу вам тоже не помешал бы отдых, это ж сколько домов обойти, уколов поделать. За этого пациента не волнуйтесь, я быстро поставлю его на ноги, — знакомый голос.

Разлепил один глаз, в который меньше всего отдает головная боль — за окном темно, кто-то грюкнул дверью. Приближающиеся шаги и… ааа, я, наверное, уже в бреду.

— Тебе нужен душ, — сказало видение.

«Да, моя прекрасная красотка, пошли со мной в душ», — тут же отозвалось никогда не дремлющее (даже в очень высокую температуру), мужское начало.

— Я наберу тебе ванну и пока ты будешь купаться, поменяю постель и проветрю комнату, а лучше весь дом.

Жаль, что видение оказалось такое скучное, но я встал и очутился в прохладной ванне. Брр, почему прохладной и так же морозит? хотя нет, вроде легчает.

— Ешь, — пора признать, что это не глюк. Инстинкт, мать его.

— Что это?

— Суп, а на что похоже?

— На суп.

— Вот и ешь его. Ешь, ешь. Нечего так смотреть на меня. Ах, ну да. Там нет отравы и яда, это просто суп.

Верю? есть не хочу, но надо.

— Вот и умница, — моет тарелку и вытирает со стола.

Опять сомневаюсь в своей адекватности. Но на кухне то порядок и чистота, зачем ей это.

— Пошли, измерим тебе температуру.

Иду, в спальне чисто, свежо и постельное поменяно. Как хорошо! «Может я и не умру от этой черной лихорадки?» — промелькнула мысль и погасла, улетев в мягкое место вместе с резкой болью от укола.

— Ай! Что? — рука надо сказать у неё легче, чем у той медсестры.

— А нечего крутиться, спи.

Сплю. Наверное. Сплю, но слышу:

— дурачок, да что я изверг травить больного человека. Вечно эти твои подозрения. Да если б я и хотела тебя убить, то просто положила бы подушку тебе на такое красивое, такое мужественное личико с пухленькими губками и длинными ресничками, — я почувствовал прохладную ладонь на своей щеке.

— И себе, — прошептал бессильно я, не в силах оторваться от сонного омута. Она испуганно отпрянула. — И себе температуру измерь.