Ольга Боярышева - Лев и монстр [СИ]

Я стоял перед свежим бугорком земли, где видны были следы от сапог. В горле застрял ком, глаза покрылись слезной пеленой, а тело онемело и, казалось, вросло на этом самом месте. Не в силах пошевелиться, я чувствовал, как всепоглощающая боль медленно касается каждой клетки моего сознания, навечно пробивая в сердце бездонную дыру. В голове все громче и громче росла мысль, подпитывая гнев — эти глупые ничтожества, не имеющие собственного мнения и достоинства, не преминули прийти и погнушаться над её могилой. Руки до боли сжались в кулаки и это немного вернуло меня в эту ужасную реальность, а потом и вовсе пришло осознание, которое толкнуло меня на грань отчаяния — «раньше и я был бы среди них, среди этих ничтожеств, каковым себя сейчас и чувствую».

— Ублюдки, — я сглотнул ком в горле и, не обращая внимания на косые взгляды друга, поправил наклонившийся или, скорее всего кем-то уже сбитый, надгробный крест.

Слабый солнечный свет проник в мою камеру через маленькое окошко и осветил четыре грязные, мокрые и холодные каменные стены.

— Утро, — прошептал я сам себе и сел.

Это было уже четвертое утро, которое я встретил здесь — в городской тюрьме, но сегодня непременно все изменится. Я был в величайшем предвкушении от того, что уготовили мне мои палачи и мысленно уже потирал ручонки, ехидно улыбаясь. Это определенно стоило четырех дней почти без еды и соседства с крысами и тараканами.

Я попытался встать, но из-за сильного головокружения пришлось вновь опуститься на пол.

— Ладно, я подожду здесь, — сказал я и улыбнулся, когда через пару секунд по коридору раздался шум шагов.

— Заключенный, встать! — оглушающе прогорланил страж, открыв двери моей камеры, но побрезговав в неё заходить.

Я честно попытался встать, но земля вновь стала уходить из-под ног и я резко упал на то же место. Страж поморщился и позвал подопечных.

— Поднимите его и ведите за мной.

Меня вывели на свежий воздух и приказали раздеться. Хорошо, что на улице был уже месяц май, потому как банально еще и простудиться, просто никак не входило в мои планы. Кое как скинув с себя провонявшуюся одежду, заметил радом троих солдат с полными ведрами воды.

— Держись за решетку, иначе снова упадешь, — сказал один из них и выплеснул на меня первое ведро холодной воды.

Я последовал совету и приготовился наслаждаться местным душем.

Бр, холодная, а вдогонку рядом бросили кусок мыла. «Вот это сервиз!» — подумал я и намылился с ног до головы. Тут же последовало и второе ведро, а после команды развернутся — и третье.

Так, что ж, с водными процедурами у нас покончено. Следующую программу, пожалуйста мне!

А следующим шло стоять и молча обсыхать, так как полотенца, увы, было не положено. Ну, ничего, назовем это пятнадцатиминутной воздушной ванной. Может еще и загорю немного, хотя моей смуглой коже может позавидовать любой.

Пощурив немного на солнце глаза, понял, что скучал. Четыре дня неволи и ты уже страдаешь от неутолимой жажды солнечных лучей. Вдруг глаза затмила тьма!!! А! Нет, это мне в лицо кинули какую-то тряпку.

— Одевай, живее! — донеслось из стороны.

«А ничего так фасончик!» — серая мешковина грубого пошива легла к телу, как наждачка и с каждым шагом она, будто царапала и шлифовала кожу. Ни с чем не сравнимое удовольствие.

«Скажите, у какого портного вы заказывали данную модель?» — ему определенно нужно отбить желание шить. Эх, да и с размером не угадали, на мои метр восемьдесят похоже так ничего и не нашлось. Вот не вернусь я больше на ваш «курорт», если вы меня сейчас же не удивите.

«Беру свои слова обратно!» — продолжал бредить мой уставший мозг. Такого уж я точно не ожидал: возле меня и того стража, который уже не так брезговал и даже придерживал меня под локоть, остановилась шикарная дипломатическая карета.

— Залазь, — меня впихнули в это чудо и, составив мне компанию, уселись напротив. — Едешь молча и тихо.

«Как скажете, господин начальник», - продолжало молча шутить мое изголодавшее сознание. Вообще я понял, что самой большой пыткой для любого адекватного, но не лишенного чувства юмора человека, это пробыть пару дней в закрытом пространстве с самим собой. В мой первый день заключения я пытался абстрагироваться от внешней среды тюремной обреченности витающей в воздухе. И вроде даже получилось и, пожелав доброй ночи крысе, доедавшей мою похлебку, спокойно себе уснул. Второй день начался также хорошо, но уже к обеду я осознал, что успел перебрать в голове всю свою жизнь и разложить по полочкам все вопросы и выводы. Вспомнил родителей, которые ушли из жизни слишком рано, друзей, врагов и даже нашу собаку, которая ловила огромных серых крыс и приносила мне в комнату. Мои воспоминания навеяли некую грусть и я разозлился. «Ну, ты еще всплакни,» — сказал я сам себе и повел мысли в другое русло. Поэтому остаток того дня и весь третий день я придумывал 101 способ как можно убить человека, сделав ему при этом очень больно. Если бы за мной кто-то записывал, то можно было бы выпустить небольшой томик и разбогатеть.

Карету начало трясти. Очень долго трясло и, как только я решил представить, что это ни что иное, а массаж, мы резко свернули на гладкую, городскую дорогу. Сердце пустилось ускорять темп — скоро начнется и будет уже не до шуток. Хоть окна и были зашторены, но место прибытия я почувствовал сразу.

— У нас разрешение на въезд, — страж протянул свернутую бумагу в окно и нас тут же пропустили.

Все шло по тщательно спланированному сценарию, поэтому выйдя из кареты я даже не взглянул на прекрасные фасады Парламентского Дворца и с опущенной головой, подгоняемый стражем, вошел внутрь.

— Смотришь в пол и делаешь, что тебе говорят, — страж напоследок окинул меня каким-то уж чересчур жалостным взглядом, ну, на какой был способен и вышел, оставив меня в одном из шикарных кабинетов чиновника. В углу стояли двое мужчин и оценивающе меня разглядывали.

— Посмотри, он действительно смуглый. Явно в роду были норбы, — сказал тот, что повыше.

«Были-были, даже не сомневайтесь».

— Так в этом же и вся прелесть задуманного. Ты представляешь, как взбунтует народ!? — радовался тот, что пошире.

— Но где вы его откапали?

— О, это еще один подарок судьбы, он преступник. Один из подпольных протестантов какой-то группы, — на это последовал громкий смех мужчин.

Да, я протестант и не какой-то там группы подпольных возбудителей закона, а самой известной и влиятельной под названием Голос народа. Вообще-то, я один из ее основателей, но им об этом лучше не знать.

— Давай ошейник, — толстун взял из рук товарища железный ободок, расстегнул его и направился ко мне.