Степан Кирнос - «Империал-Рояль»

Лицо Валерона оставалось неизменным, а зелёные глаза продолжали сверлить северным льдом Морса. За всей маской безразличия крылся ещё более бесчувственный механизм мыслей, и лишь слабый, мало ощутимый огонёк чувств из былых прошедших времён.

– До отдыха нам ещё далеко. – Бросил в воздух странную речь магистр и оторвался от балкона, пройдя мимо Морса и скрывшись в кабинете.

За ним тут же последовал Сантьяго, с желанием настойчиво потребовать разъяснение слов. Морс переступил порог, закрыл за собой дверь и оказался в небольшом помещении, отданном под нужды уже не магистра ордена Лампады, хотя привычка его так называть осталась.

Стены явились в исполнении деревянных досок, отлично отшлифованных и залитых блестящим лаком. На деревянно-янтарных стенах повисло несколько картин с изображением зелёных лугов. Пол под ногами совершенно не стучал, от соприкосновения с ними каблуков, ибо они становились на мягкий и дорогой ковёр, с самыми замысловатыми рисунками и непонятными узорами.

Комнатка оказалась столь маленькой, что тут и мебели толком и не помещалось, не то что в других кабинетах, заваленных стульями и диванами. Лишь самое необходимое. У одной стены Данте определил стоять небольшой рабочий стол, на котором по его указу поставили компьютер и стопки документов, а место сидения представилось роскошным тронным креслом. А противоположная стена привлекательна тем, что там стоит только один-единственный диван, обитый кожей, зеленовато-салатового цвета.

И последним украшением комнаты стали несколько книжных полок, полностью забитых толстыми книгами.

Свет попадал только через дверь и единственное окно, но и этого хватало в дневное время, чтобы осветить комнатушку.

Морс прошёл и, обратив взгляд на звук стукающихся клавиш заметил, как Данте уже уселся и уставился лицом и умом в компьютер. Но инспектор так просто отступаться не собирался.

– Простите, но я не понял ваших слов. Что значит «До отдыха нам ещё далеко»? Вы опять задумали нечто…

– Да, – хладно оборвал Валерон Морса, – нечто значимое и фееричное. – И промолчав секунд десять, решил поделиться чуть большим количеством информации. – Когда мы смогли опрокинуть Архиканцлера и вернуться в Рейх не как преступники, а как его слуги, можно сказать мы вступили в незримую войну.

– Между кем и кем? – Дрожа голосом, лихорадочно вопросил Сантьяго, потирая от волнения руки.

– Между Архиканцлером Рафаэлем, его паранойдальной шизофренией, манией величия с одной стороны и с другой меж нами – теми, кто смог вымолить у него условия мирного соглашения. То есть – нами.

Морс слегка побледнел, на его руках стали проглядывать синие вены, а края глаз капельку покраснели от напряжения.

– Почему мы так быстро к этому пришли? Я всё ещё помню, как нас давили снарядами его псы, а через десять дней мы заключаем мирное соглашение. Откуда такая скоротечность действий?

Данте поднялся с собственного места и устремился к окну, став вглядываться в последние лучи уходящего дня и став спиной к Морсу, стал говорить:

– Ты прав, Морс. Всё слишком скоротечно. Но ты должен понять, что эту партию мы обязаны тогда были закончить как можно быстрей, ибо только на секунду у нас появилась в руках выигрышная комбинация.

– «Империал-Рояль», как говорят в «Римском Куриате».

– Да, только вместо карт у нас ложные факты и нами же создание события. И сложив их в удачную комбинацию, мы победили. Но эта игра закончилась и новая на подходе. Ты прав, Сантьяго. Всё это не имеет ни конца, не тем более начала. Снова придётся делать всё, что бы Рейх ни пал во мрак.

Инспектор завёл руки за спину, задумавшись о словах, сказанным Данте, но снова не нашёл в них частицы здравого смысла, словно этот разговор одновременно лишён смысла и им переполнен. Мор не мог пронять и выстроить в цепь логику и изречения Данте, хотя они последовательны и не противоречивы…

– И что же вы сейчас будите делать? Данте? Снова игра за выживание Империи? Снова подлоги и тайные ордена? И еще раз закрутите этот вечное танго тайн и скрытости, доброту помыслов и жестокие методы?

– И, да и нет. – Загадочно ответил Данте. – У меня теперь другие планы на всё.

– Может, тогда посвятите в свои планы скромного слугу Автократорства. А то я боюсь, ещё одной вашей аферы с половиной мира я просто не перенесу.

– Всё очень просто. – Приподняв края губ в квазиулыбке, изрёк Данте Валерон и ледяной речью продолжил. – Я собираюсь возглавить эту колоду. Хватит с Империи правителей, которые не способны удержать правление в руках или больных головой. Эта борба идёт без начала, и будет без конца. Я всего лишь попытаюсь внести в её… частицу стабильности.

– Метите на трон, о котором многие только мечтают? – Глубоко вымолвил вопрос Морс, сложив руки на груди.

– Только планы, Генеральный Инспектор. А теперь, давайте забудем об этом разговоре, иначе нам снова придётся воевать и бегать по распаханной земле… в лучшем случае.

– Так против кого играем и кто с нами? – Разойдясь губами в ехидной улыбке, въедливо спросил Морс, потерев руки.

– Хороший вопрос. Против нас играет вся расфуфыренная имперская неоаристократия, нацепившая на себя маски верности Архитканцлеру. Улыбаясь нам в лицо, под своими масками они таят злобу и оскал. Неоаристократия только и мечтает скинуть нас подальше от Рима. А кто же с нами? – Риторический вопрос прозвучал так же холодно и без эмоционально. – Я думаю тот расклад, который нам и позволил выиграть эту партию.

– Империал-Рояль? – Усмехнулся Сантьяго Морс

– Да.

«Что есть пять главных карт? «Имериал-Рояль» – власть короля, имперская масть, суть всего и я дам трактовку каждой карты отдельно, как то и есть.

Пиковый король – самый старший среди всей пятёрки. Он есть воплощённое явление живого мертвеца. У него нет чувств, нет эмоций и всё, чем он живёт это цель, и её выполнение любыми методами. Если говорят, что глаза это зеркало души, то его очи есть драгоценные камни, лишённые анимы, но сверкающие только долгом. Пика, как его масть олицетворяет целеустремлённость и суть единого служения. Он одновременно мрачный вершитель судеб и раб своего бесчувствия. Нежить ведомая праведным долгом.

Бубновая дама – противовес королю. Она яркое воплощение эмоций и только ими живёт. Её масть полыхает осмысленной чувственностью. Бубновая дама живёт ради жизни и любит её во всех проявлениях, защищая её как может. Она противовес королю во всех делах, его чувственный вектор. Бубновая дама заменяет ему то, чего он давно лишился – душу. Без неё король лишь хладнокровный палач, но с ней нечто большее. Она хоть и младше короля, но всегда направляет его.