Александр Протасов - Доброволец. Проект Z2-17

– Это вроде как… – протянул задумчиво доктор.

– Верно! Это словно органы живого существа. Мышцы, вены, связки, нейронные пучки. А в центре… – программист ткнул пальцем в то место, откуда был извлечён модуль памяти, – это мозг.

И действительно, присмотревшись, мужчина и старик увидели некое подобие своего рода отростков. Бледные, местами белые они исходили из стенок небольшого контейнера, покорёженного при деформации.

– То есть…? – начал было лысоватый, но так и не смог грамотно сформулировать вопрос.

– Верно. Это нейронный гибрид искусственного мозга и машины. Почему искусственного? Да потому что даже у младенца мозг куда больше. А этот вовсе крохотный. Я могу поклясться своей мамой, которой у меня никогда и не было, что это технологии не из нашего мира. Я даже больше скажу, это даже не технологии «Жестоких». Я видел их бактерию, изучал останки «Дубликатов», работал с тем, что осталось от их приборов после уничтожения Мирного. Так вот, это нечто необычное. Подобного я в своей жизни ещё не встречал. Не знаю, где вы это откопали, ребята, но на вашем месте, я бы это спрятал и забыл лет на триста-четыреста, потому что нам ещё расти и расти до подобных технологий.

Лысоватый мужчина с протезом и плюгавый докторишка с откровенным недоумением взирали на взъерошенного программиста.

– Вы сможете сказать хоть что-то конкретное по этой штуке? – едва сдерживая свою и без того рвущуюся наружу злобу, спросил лысоватый. Программист закатил глаза и, отмахнувшись от взбешённого старика, выскочил из кабинета с криком сумасшедшего, вырвавшегося на свободу после долгих лет заточения в одиночной камере.

– По всей видимости, не может, – глядя вслед удалившемуся программисту, протянул старикашка. Лысоватый ударил кулаком по столу.

В этот момент раздался звук вызова его коммуникатора.

– Да! – проорал лысоватый. – Кто это? – в маленьком динамике наушника прошелестел чей-то скрипучий голос. – Где это было в последний раз? – проорал человек с протезом куда-то в сторону. Плюгавый старикашка медленно опустился на маленький круглый стульчик. – Не спускать глаз с этого квадрата, я прибуду, как смогу. Обыскать там всё и будьте начеку, это вам не бойскауты-натуралисты! – голос в наушнике ещё что-то прошелестел и отключился.

– Есть новости? – поинтересовался у лысоватого плюгавый старикашка.

– Одна хорошая, одна плохая, – ответил тот. – С какой желаете начать?

– Люблю хорошие финалы, – улыбнулся старикашка. – Начинайте с плохой.

– Плохая новость в том, что вот эти штуки, – он ткнул пальцем в кучу металла, лежащую на столе мёртвым грузом, – нашли Бирюка и его отряд быстрее, чем наши многочисленные солдатики. Сейчас они контролируют место, где в последний раз появлялся отряд «Стальная кольчуга» и никого туда не подпускают. Эти штуки простреливают периметр удерживаемого ими квадрата и уже есть первые жертвы.

– У меня вопрос, – задумчиво произнёс плюгавый старикашка. – В чём тут шутка? Зачем контролировать место гибели?

– «Глаза неба» не видят там трупов. По докладу, переданному моим сотрудником, там нет тел. Там, вообще, ничего нет. Но основная проблема сейчас не в этом. Мне вдруг стало очень интересно узнать, чьи же это дроны?

– Вопрос на миллион. А откуда тогда хорошая новость? – удивился старикашка.

– Хорошая новость в том, что Бирюк жив и мы знаем, где его искать. – Лысоватый продемонстрировал собеседнику странный жутковатый оскал, от которой плюгавого докторишку передёрнуло.

– А что делать с этой штукой? – он ткнул пальцем в кусок искорёженного железа.

– Воспользуемся советом нашего неуравновешенного друга. – Он громко свистнул. В кабинет тут же вбежали четверо солдат в чёрной форме. – Отправьте это в хранилище, – приказал лысоватый человек. – Я думаю, у нас ещё будет время на то, чтобы выяснить, кому принадлежат подобные технологии. Если эти некто думают, что способны помешать моим планам, я задушу их самоуверенную наивность в зародыше. – Он бросил злобный взгляд на искорёженные обломки, которые упаковывали люди в чёрной форме и проскрежетал. – Раз у этой штуки есть мозг, значит, её можно убить.

Заброшенная шахта в 58 километрах к югу от горы Конжаковский камень. 28 мая. 03:32.

– Когда Михаил наконец-таки покинул лабораторию профессора Паризина, был уже март 2049 года. Я помню тот день. Это была последняя нормальная весна на нашей планете. Более таких чудных весенних капелей я уже нигде не видал.

После года исследований, процедур, допросов он был непохож на самого себя. Когда мы с ним встретились в моём кабинете на Знаменке, я был уже полковником, то поначалу не сразу узнал его. Михаил изменился. Он похудел в лице, а на голове совсем не осталось волос. От живого и полного сил молодого тела не уцелело практически ничего. Лишь осунувшееся и страшно усталое лицо совершенно не знакомого мне человека.

– Бог мой! Ты так изменился! – я был удивлён и встревожен.

– А ещё я ужасно хочу есть, – ответил Михаил вместо приветствия. – Вы даже себе представить не можете, насколько жутко выглядит этот чудный, с позволения сказать, процесс в моём случае. – Он грустно усмехнулся и, подойдя к огромному окну, стал рассматривать городские виды. – Я провёл «чудесный» год в обществе самых ужасных людей этой страны. Но, надеюсь, что смогу компенсировать эти ужасы долгожданным трёхмесячным отпуском, который мне обещали после всего пережитого. Я страшно соскучился по Юле и до дрожи в зубах хочу увидеть дочь.

– Как вы её назвали?

– Галина. В честь моей бабушки. – Михаил задумчиво усмехнулся. Я не видел её больше года. Это жутко, я знаю. Боюсь даже прикоснуться. Она ведь такая крохотная. А вдруг она меня испугается? Ведь для неё я всего лишь огромный, страшный монстр. Боюсь, что напугаю её и она не воспримет меня как человека. А что я ей скажу? Как мне начать с ней общаться? – В глазах Михаила мелькнули испуг и растерянность. – Мне так не хватало моей семьи. Но клянусь, я никогда не причиню им и капли боли. Поскольку они, то немногое, что до сих пор поддерживает во мне человечность. Для всех остальных я лишь машина. – Он погрустнел. Таким печальным полковник Михаила ещё никогда не видел.

– Ты не должен отчаиваться. Я вот тоже до сих пор считаю тебя человеком. Никак не могу привыкнуть к этой жуткой цифре Z2–17. Нет. Для меня ты всё тот же парень, что спас мне жизнь там, на причале в Кронштадте. Ты для меня всё тот же Михаил Сомов.

Они некоторое время молчали, затем Михаил неожиданно сменил тему беседы.

– Быть может, это прозвучит глупо, а, быть может, даже пугающе, но мне сильно не хватает секса. – Его лицо налилось краской. – Вы не поверите, как сильно мне хочется вновь испытать это! – Михаил скривился в лице и опустил взгляд. – На его глазах навернулись крупные слёзы. – Мне не стыдно об этом говорить, поскольку мне это больше не светит. А я хочу! Я хочу ещё детей, обнять жену, заняться с ней любовью, ласкать её тело! – Он отошёл от окна и опустился на маленький столик в углу, где располагалась барная стойка. Бирюк сел рядом и достал из стола бутылку водки. Михаил взглянул на полковника и усмехнулся. – Вы не подумайте, что я озабочен или что-то там в подобном смысле! Я воистину осознал всю горечь своего жалкого, немощного положения. Будучи величайшей уникальностью планеты, я не могу даже элементарно справить нужду. В моей голове роятся миллиарды мыслей, и я не могу избавиться от них. Мои человеческие привычки порой бывают превыше всего. Вот, например, пару дней назад у меня жутко чесалась нога. Вы понимаете, нога чесалась! А она ведь из металла. Я это знаю, но чувствую, что чешется и ничего не могу с этим поделать. Вон даже царапины на ней остались. – Он показал генералу едва заметные борозды на своей кибернетической ноге. Внешняя краска и впрямь была повреждена. – А сны! Вы знаете, что мне снится? Вчера ночью я курил огромную сигару, у меня на коленях сидела Юля и мы шутили, смеялись, целовались. Я ощущал невероятное желание! Господи, прости меня! Я не могу так больше. Кажется, что я схожу с ума. О чём бы я ни думал, всё сводится к сексу, еде или другим элементарным житейским мелочам! Может быть, мне и мозги искусственными сделать, чтобы не думать об этих вещах.