Андрей Лазарчук - Выживания не гарантирую

– Ты что?… Ты кто? Зачем…

Потом он сел на корточки, прислонясь к стене, запрокинул голову, сказал: «Ой, мамочка…» – и умер.

Что же дальше, в совершенной растерянности подумал Мерри, надо бежать, где Дрозд, почему так, я же не хотел. Случившееся было нелепостью. Сон или не сон? Узнать было нельзя, пока всё не кончится.

Он зачем-то положил вальтер на колени трупа, полез в чемодан, достал черный запечатанный конверт, сунул в карман – и бросился к лестнице.

В спину ему ударил телефонный звонок.

Мерри не остановился.

(…если бы Гуго позвонил минутой раньше, все дальнейшие события пошли бы, наверное, совсем иначе…)

Когда он выбегал из здания – слева, из-за угла, разгоняя громким сигналом гоняющих мяч мальчишек, показался зеленый армейский джип. Мерри резко свернул направо и быстро зашагал, втянув голову в плечи и изо всех сил стараясь быть незаметным. Джип обогнал его и не остановился. Он был полон веселых американских офицеров вперемешку с веселыми черноволосыми итальянскими женщинами. Джип не мог вместить больше пяти человек, но казалось, что их там очень много.

Какое-то наитие повлекло Мерри в темный переулок, закончившейся ведущей вверх лестницей. Дома стояли сплоченно, окна первых этажей были забиты досками, вторых и выше – зияли. Потом и лестница кончилась, уткнувшись в безголовый мраморный бюст. Дальше все было завалено горой битого кирпича. Потом он разглядел извилистую тропинку, ведущую через эту гору.

Зачем я здесь? – мелькнула вдруг кощунственная мысль. Он пришел сюда не по своей воле. И Мерри сверх сил своих забарахтался, словно уставший пловец, решившийся перебороть течение.

Свернув с тропы (в полной темноте, в бешеном звездном водовороте дна своих глаз), он стал карабкаться по непроходимым завалам (что-то осыпалось и скрежетало) – и вдруг (но не скоро) оказался в половинке комнаты. Раздавленная железная кровать с шарами на покосившихся спинках стояла у стены. На кровати лежал раскрытый чемодан. Из чемодана высовывалась какая-то цветастая тряпка. Мерри закрыл крышку, поставил чемодан на пол и сел на него сверху, будто трамбуя вещи. Было тоскливо и страшно. Больше всего на свете хотелось вернуться на тропу и дойти до конца – до того места, где его ждали. Но он не хотел больше быть чьей-то послушной тварюшкой. Он плакал, но продолжал сидеть…

Может быть, прошел час. Может быть, несколько часов.

Не понимаю, подумал Волков. Что-то пошло не так. Не понимаю…

С одной стороны, он знал, что жизнь полна случайностей и его креатуру вполне мог сбить шальной грузовик, или на его голову мог упасть кирпич, или какой-то бандит, бывший городской партизан, которых все еще немало обретается в здешних трущобах и развалинах, польстился на хорошие офицерские ботинки… Вероятность нежелательных, но совершенно случайных событий всегда отлична от нуля. Другое дело, что удачливость – самое необходимое качество, если ты занимаешься созданием сложных многоходовых комбинаций с подставками, ловушками и подножками… И когда что-то случается – даже от слова «случайность», – следует сделать глубокую морщину на лбу и сильно-сильно задуматься: а так ли уж гармоничны и легки твои отношения с мирозданием?

Сразу поймешь, что нет.

А здесь – два удара подряд, и оба так или иначе связаны с младшим братцем Эйба… Да, оба удара пришлись по нему самому – ну и что? Кто-то сильно не любит выходцев из города Дрездена. Но насколько больше он не любит тех, кто там остался!..

Ты что, дурачок, собрался это раскапывать? – спросил он себя недоуменно. Да если только заподозрят, что ты скосил глаза в сторону столба дыма…

На пятнадцать километров в небо поднялся тот столб. И долго еще будет ветер носить над всей Европой пепел какой-то страшной тайны.

Волков вяло махнул рукой пожилой тетке-официантке, подсунул под пустой бокал десятку, встал, демонстративно пошатываясь, и с явной неохотой удалился.

Над тайной своего будущего исчезновения он надеялся повесить тоже не самый маленький султан дыма…

Мерри очнулся в очередной раз. Луна – еще не полная, а так, в три четверти, – висела за провалом окна без рамы. Одна на куске черного неба. Цвет ее был красноватый – оттенка скорее крови, чем кирпича.

Он чувствовал странное тягостное болезненное опустошение: будто из него выдрали кусок внутренностей. Но в этих внутренностях кто-то таился: опухоль или паразит…

И, наверное, там же жил страх.

Так что теперь страха не было.

Совершенно спокойно Мерри стал выбираться из развалин. Не в том направлении, где он должен был пройти и где его, возможно, ждали – а по немыслимым завалам, думая лишь об одном: ничего не обрушить на себя. Он не боялся умереть – просто не хотелось шума. А умереть ему даже немного хотелось. Но с этим можно было повременить.

Выпутываясь из проволок и веревок, находя опоры для рук и ног, спрыгивая на хрусткие горы штукатурочного лома и битых стекол, он холодно прорабатывал план, куда ему двинуться сейчас и кто из его здешних проводников и агентов – а таковых среди спекулянтов, контрабандистов, рыбаков, полицейских, мелких бандитов, мелких чиновников местной администрации и прочего подобного люда, у него было человек пятнадцать – будет задавать меньше вопросов. Себе, разумеется, не ему. Еще не хватало, чтобы агенты задавали вопросы начальнику…

Он выпал на какую-то крошечную площадь с фонтаном, обложенным мешками с песком, сообразил, где находится (вспомнилось не название, а место на карте), отряхнулся – и двинулся в сторону таверны «Бородатая женщина», до которой было минут сорок неторопливой ходьбы.

Ни дуче, ни немцы, ни американцы не могли перебороть контрабандистской натуры Лауро Гальдони, бородатого хозяина «Бородатой женщины». Мерри знал это, использовал это и платил неплохо. Правда, фальшивыми рейхсмарками, коих американское казначейство отпечатало достаточное количество.

В Стамбул, решил про себя Мерри. Там я знаю, что делать…

О том, что все идет как-то не так, Штурмфогель понял по шагам за дверью. Шел Гуго, но – подволакивая обе ноги.

Скрипнул замок. Да, действительно Гуго.

– Выходи, – мотнул он головой, стоя в проеме дверей.

Из коридора несло холодом и далекой гарью.

Штурмфогель медленно поднялся, повел плечами, сделал несколько сдержанных разминочных боксерских движений.

– Что неспокойно в славном городе Багдаде?

– Ортвин сбежал. Убив полицейского.

– Итальянского? – в это Штурмфогель еще мог бы поверить.

– Нет. Эм-пи.

– Не может быть.

– Я там сам чуть не влип. Пойдем.

– Что, мне возвращено утраченное доверие?