Андрей Лазарчук - Выживания не гарантирую

– Ты иди. У меня будут люди. Достаточное количество. Все равно я не повел бы туда вас одних. А когда будет много бойцов, я обойдусь и без тебя. Легко. Поэтому не казни себя…

Лени строго кивнула, повернулась и ушла. Штурмфогель смотрел, как разлетаются полы ее плаща.

Повел бы, подумал он. Пошел бы с одними вами. И все бы мы там легли, как под серпом…

Хорошо, что не придется этого делать.

Сначала Кляйнштиммель сдерживал себя, чтобы не пуститься бежать. Темный ужас все еще жил в нем, и хотя вроде бы все миновало – пружина внутри раскручивалась и била по костям и по нервам, отчего в организме происходили какие-то невнятные восклицания и резкие подергивания. А потом вдруг все застыло, и он ощутил себя плывущим в холодной темной воде, толща ее над головой была необыкновенной, но он все равно плыл, касаясь ногами дна. Потом – вообще остановился.

Подумать только: две минуты назад он действительно был готов призвать под знамена все свои войска, раскрыть и использовать агентов… для чего? Чтобы в результате все всем стало известно. И тогда – какая там карьера, о чем вы, право… дуло в висок как наилучший выход.

Но можно ведь и иначе.

Он сел за столик в крошечном кафе. Заказал бутылку какого-то вина, слепо ткнув пальцем в меню. Сделал несколько глотков. И потом ушел вниз.

Падение было долгим и трудным.

Там, в Берлине, тело дисциплинированно дожидалось его в кабинете. За дверью происходил шум, что-то двигали, стучали молотками. Кляйнштиммель вызвал секретаря:

– Есть связь с Хете? – и, дождавшись утвердительного ответа: – Свяжите меня.

Через пять минут Хете позвонил по отдельному телефону.

– Здесь Хете. Слушаю вас, шеф.

– Нашли Штурмфогеля?

– Нет, шеф. Есть данные по его нижнему телу. Усташи…

– Это меня не интересует. Ладно, Хете. Записывайте. Он будет ждать своего куратора в восемь тридцать вечера под эстакадой станции Флёр-Ройяль в верхнем Париже. Куратор не придет. Вам – уничтожить предателя. Всё.

Лебедки негромко ворчали, подтягивая к земле толстенькую тушку грузового полужесткого цеппелина. Цеппелин был серый и очень старый. Казалось, с него свисают водоросли. С видом самого летательного аппарата контрастировали шесть блестящих ребристых алюминиевых контейнеров, подвешенных по обе стороны длинной фанерной гондолы. Контейнеры были размером примерно с кузов-фургон пятитонного грузовика.

Шесть вечера, подумал Волков, идем пока минута в минуту. Он подозвал Влада Кунеша по прозвищу Пекарь, тоже бывшего интербригадовца, ставшего в отсутствие Джино новым комиссаром.

А на Джино, пожалуй, придется поставить крест. Что же могло случиться? То есть нет: случиться могло всё. Что именно из этого всего – случилось?…

– Время, – сказал Волков. – Нужно звонить.

Пекарь кивнул и покрутил ручку полевого телефона. Телефон был уже настроен на коммутатор полицейского управления Аквитании.

– Алло, барышня! – задыхающимся шепотом произнес Пекарь. – Мне нужен сам мсье комиссар. Вопрос жизни и смерти. Да не моей, а вашей. Потому что комиссару поотрезают все на хрен, если он опарафинится так, как собирался… да. Мсье комиссар? Я не называю себя, но сообщаю, что в крепости Боссэ засела банда террористов, готовящих налет на гостей леса Броселианда. Вы понимаете, о чем я говорю? Короли Аквитании поклялись своей честью, что с головы гостей не упадет и волосок… Что – откуда? Знаю? Просто у меня есть не только глаза и уши, как у вас, но и то место, где все это растет. Слушайте внимательно. Они выступят сегодня! Через час или чуть позже. У них будет цеппелин и два самолета. Крепость Боссэ, это на озере… да. Хоть это знаете. И еще: когда будете их бомбить, не зацепите розарий, хорошо? Этим вы меня страшно обяжете.

Пекарь бросил трубку, оскалился.

Потом пнул телефон.

– Гады, – сказал он кому-то и пошел, не глядя. – Ребята вам наваляют…

За ним после Испании аквитанская полиция гонялась полтора года. Он прятался у какой-то местной придурошной феи. Фея приставала к нему со своими не всегда безобидными глупостями, но податься было некуда…

Внизу его тело полгода назад умерло в одном из маленьких безымянных лагерей для неисправимых. По лагерям оно таскалось с самого тридцать девятого: сначала по французским, а потом эти лягушатники не отпустили его, как многих других, а передали гестапо. То ли подозревали в нем пси-способностях, то ли – просто за неуемный нрав и десяток попыток бежать.

Так что французскую полицию всех родов Пекарь не любил куда больше, чем тех же гестаповцев, которых полагал естественными врагами; полицейские же и жандармы были гадами и курвами.

Сегодня ему предстояло отомстить за себя и за многих других…

Штурмфогель с трудом оторвался от Айны. Глядя в ее расширенные страстью голубые глаза, он отчетливо понял, что это, возможно, был последний раз. Последний раз. Последний…

Сердце билось в такт словам. Последний… последний… последний…

Нет, что ты, сказала Айна, мы тебя не оставим. Мы тебя вытащим откуда угодно, правда, девочки? Правда, спокойно и уверенно отозвались невидимые Рута и Нигра.

Вам туда не попасть, подумал Штурмфогель. Я не уверен, что и мне-то – попасть туда. Столько лет не был. Да и – где мои крылья?…

Куда не попасть? Сюда? – и перед внутренним взором мелькнуло затуманенное пространство, что-то вроде рельефной карты – гораздо более выпуклой и резкой, чем настоящая местность – внизу, и каким-то тайным зрением Штурмфогель различал внизу границы между людьми, хотя то, что он видел, меньше всего было похоже на людей… – здесь неприятно и ненужно, продолжали крапицы наперебой, но попасть сюда легко, трудно уйти отсюда…

Ты понял, дурачок? – ласково спросила Айна, запахивая свой махровый халатик. Ты все еще нас недооцениваешь.

Тогда надо торопиться, сказал Штурмфогель. Нужно найти Волкова и…

Хорошо, милый. Только предупредим Хельгу, что мы уходим – ненадолго.

…С крапицами получилось куда проще и легче, чем в Школе. Не понадобилось ни спорыньи, ни грибов, ни длительной сосредоточенности. Штурмфогель развернул крылья и с воплем восторга упал на плотный поющий воздух. Всё ликовало и звенело в нем. Крылья его были белые с черными кончиками… И почти сразу рядом появились крапицы. Они были не птицы и не летучие мыши. Ничего похожего Штурмфогель не видел здесь раньше.

Чем-то напоминают драконов, но не драконы, конечно…

Узкие удлиненные головы с огромными выпуклыми блестящими глазами. Тонкие тела – не извивающиеся змеиные, а чуть приплюснутые от груди к спине, переходящие в длинные нервные хвосты. Изящные цветные гребни от затылка до середины хвоста, там высокий яркий зубец – как плавник дельфина или акулы. Очень узкие крылья с изломом посередине, перьев нет, но вместо перьев длинные блестящие чешуйки, они чуть шелестят в полете. Штурмфогель понял, что ему трудно отвести глаза от своих спутниц, – до того необычны и прекрасны были они в своем новом – и, может быть, истинном – обличии.