Дмитрий Ермаков - Метро 2033: Площадь Мужества [litres]

Отряд шел по широкому проспекту, все дальше от последнего форпоста альянса Оккервиль. Дима то и дело вглядывался в противоположный берег Невы, просматривавшийся через руины зданий. В какой-то момент ему почудилось, что сквозь туман проглядывают очертания величественного и прекрасного Смольного собора. «Чудесное творение архитектора Растрелли», «жемчужина барокко» – как только ни называли эту грандиозную постройку авторы путеводителей.

– Господи, прости нас… – шептал парень, с содроганием поглядывая на кресты Смольного собора, чудом пережившие двадцать лет запустения. – Прости, что бросили в беде ближнего своего… Не карай нас, Господи.

Но в душе Димы зрела уверенность, что без последствий страшный поступок командира не обойдется.

Поэтому он не сильно удивился, когда Федор, шедший впереди, подал предупредительный сигнал. Сквозь мутную пелену, окутывавшую берега Охты, стали заметны какие-то зловещие силуэты. Они двигались прямо на людей.

Выродки.

Обитатели Уткиной дачи, почти потерявшие человеческий облик. Уродливые фавны, похожие на плод фантазии сумасшедшего вивисектора.

Царь дал предупредительный выстрел над головами выродков, видимо, надеясь их распугать. Напрасно. Нелюди упорно шли вперед.

«Вот и допрыгались, – пронеслось в голове Димы. – Слишком все легко началось. Так не бывает».

И уже взяв наизготовку ружье, парень вспомнил строчку из песни про Оккервиль, которая нравилась ему меньше всего:

«И труп мой упал в реку Оккервиль».

– Вот уж не хотелось бы… – прошептал Самохвалов, пытаясь унять предательскую дрожь. Он должен был оставаться спокойным и хладнокровным. Он должен был любой ценой изменить отношение к себе Дениса Воеводина. И порадовать Соню.

Соня много слышала про выродков, обитавших на берегах Охты. Мнения о происхождении этих странных существ, похожих на творения безумного живописца-сюрреалиста, разнились. Одни считали выродков совершенно новой формой жизни, другие утверждали, что это – обычные люди, просто слегка видоизменившиеся.

Третьи говорили совсем уж странные вещи:

– Видели бы вы бомжей, ютившихся у вокзалов до Последней войны! Прыщи, волдыри, бородавки… А уж смрад какой источали, мама не горюй. Они это. Бомжи постъядерные.

Девушка в подобные истории верила с трудом. Ей трудно было представить, что в прежнем благополучном и процветающем мире могли существовать люди, живущие примерно в тех же условиях, что и после катастрофы.

Но одно Соня Бойцова знала точно: выродки сторонятся своих прямоходящих сородичей из метро, особенно тех, кто вооружен. Нападают только на одиночек, да и то при подавляющем численном превосходстве.

И вот сейчас приземистые неуклюжие создания, возникшие на пути отряда, утробно рыча и хрипя, ринулись в наступление, несмотря на предупредительный выстрел Федора.

Тут же заработали оба автомата. Трое выродков рухнули на снег, обливаясь кровью, но остальные не прекратили атаку. Сталкеры усилили огонь, перешли с одиночных выстрелов на короткие очереди.

Девушка уперла в плечо приклад карабина, прицелилась и точным выстрелом уложила наповал выродка. Еще одному она прострелила ногу, и уродливое существо рухнуло на снег с глухим стоном.

Дима стоял с ружьем наизготовку, но не стрелял. Товарищи пока справлялись без него.

Соня не испытывала радости от своих побед над странными существами, с ног до головы покрытыми язвами и гноящимися ранами, кое-как прикрытыми жалкими ошметками ткани. Убивать их оказалось просто. Снег затруднял передвижение сталкеров, но и выродки едва ноги таскали. Эффект неожиданности почти сразу сошел на нет. Атака превратилась в бойню.

– Что ж вы делаете?! – простонала Бойцова, выпуская очередной заряд в голову выродка. – Зачем прете? Ведь покрошим же всех!

Нелюдей гнал вперед лютый, страшный голод.

В последнее время живности в окрестностях стало мало. Что было тому виной? Долгосрочные последствия ядерных ударов? Действия веганцев? Какие-то другие, неизвестные людям обстоятельства? Выродки голодали. Голод притупил осторожность, элементарный инстинкт самосохранения. Поэтому уродливые существа с ужасающим упорством шли и шли вперед, навстречу шквалу свинца. И падали один за другим на свежий снег, чтобы обагрить его своей темной кровью.

Но выродки не были совсем уж безмозглым стадом. Какие-то зачатки разума у них сохранились. Лобовая атака человекообразных существ оказалась отвлекающим маневром. Ни Соня, ни Денис, ни Федор не заметили вовремя, как из прибрежных зарослей вырвалось несколько крупных выродков, сжимавших в руках камни и палки.

Зато их заметил Дима. Реакция Самохвалова была молниеносной. Он резко развернулся, выпустил заряд дроби в голову одному чудовищу. Доля секунды на перезарядку – и следующий выстрел. Картечь попала в живот второму выродку. Несколько камней полетело в людей. Один угодил в грудь Диме, другой – в ногу девушке. Парень пошатнулся, но смог устоять на ногах. Он опять вскинул ружье, но третий выстрел сделать не успел. Нелюдей, пытавшихся напасть с фланга, буквально смели огнем Денис, Федор и Соня.

Битва кончилась. Десятки трупов остались лежать на свежем снегу. Ни один из выродков не убрался обратно в свое логово. На всякий случай Денис все же отправил Федора осмотреть мост, а сам подошел к Диме, протянул парню руку.

– Молодец, Самосвал, хвалю, – сказал командир. Потом кивнул Соне – пошли, мол. И отряд продолжил движение.

– Димка, умница! – воскликнула девушка, поравнявшись с юношей. – Здорово ты их. Ну, идем. Вон Царь рукой машет. Значит, на мосту все чисто.

Сложно было назвать Малоохтинский мост чистым. Мусора за двадцать лет на нем скопилось немало. Но явная опасность, в самом деле, отсутствовала. Выродки полегли, другие твари не появились. Никаких следов пропавшего Эдуарда также найти не удалось. Сталкеры Оккервиля двинулись дальше. Половина пути осталась позади.

И никто не знал, что в эти минуты больше всего на свете Диме хотелось сорвать с себя противогаз и разрыдаться в голос. Второй раз за неделю он принял участие в расстреле беззащитных, почти безоружных живых существ…

– Какой я воин? Я палач, мясник, – шептал парень, превозмогая тошноту. – Все мы – палачи. Их бы и ребенок смог убить… Господи, Господи, за что мне это все, за что?!

И Дима с тоской устремил взгляд на величественный Смольный собор, возвышавшийся на другой стороне реки. Теперь творение архитектурного гения Растрелли можно было хорошо рассмотреть. Собор обветшал, местами обвалился. Все вокруг заросло густыми кустами. Но центральный купол сохранился, а на его вершине возносился в сумрачные небеса символ христианской веры – крест.