Юрий Харитонов - Приют забытых душ

Следующей оказалась Варя. Выдренкова так же подошла, присела на колени перед рыжим, и так же, как и Коля, через минуту была отправлена в клетку. Ошарашенная девушка шаткой походкой вернулась на место, а когда юноша спросил, что она видела, лишь замотала головой. Ее стеклянный взгляд блуждал по камере, ни на чем долго не задерживаясь. И Ростов прекрасно понимал ее чувства. Если она оказалась хоть чуточку похожей на парня с его странными играми разума, то ощущения Выдренковой во многом подобны его потрясению.

В катакомбах на долгое время повисло тягостное молчание. Рыжий сверлил взглядом находящихся за решеткой, о чем-то раздумывая. На лбу у него выступили пульсирующие вены, видно, решение, которое он хотел принять, давалось ему нелегко, и святой отец взвешивал многочисленные «за» и «против». У Коли появилось чувство, что от этого решения будет зависеть жизнь всех, кто в клетке. А дети с другой стороны тоже молчали, напряженно застыв между рыжим и его солдатами. Горстке детей странно было осознавать, что их разделили на хороших и плохих. Ведь только что они находились вместе и дружили, несмотря на многочисленные разногласия. Были почти семьей. В маленьком, замкнутом обществе всегда так: дети друг друга знают с пеленок, и их дружеские связи более сильны, чем в огромном мегаполисе. Они недоуменно хлопали глазами и не верили, что Варя с Колей другие. Даже Руслан, назвавший Николая трусом, хмурился и мотал головой.

Неправда! Это неправда!

И только Ванька Выдренков бросился вперед, крича что-то бессвязное и плача: его сестра оказалась отделена от брата. Но мальчишка был пойман Черноморовым и передан в руки эскорта. Варя стояла, ни жива ни мертва, понимая, что Ваньку уводят от нее. Единственную родную душу. А святой отец мотнул своим бойцам головой:

– Отведите их в Дом.

Когда детский шум и гам стих, рыжий повернулся, а Варя упала на колени и от горя и бессилия закрыла глаза.

– Итак, – Черноморов подошел к клетке и закрыл ее. – Я долго думал, что с вами делать. Вот ведь странно, я поклялся уничтожать всех старше восемнадцати и мутантов. А вы как раз и то, и другое, увы! Но чем долгая агония и мучения хуже простой смерти? – он пожал плечами. – По-моему, в муках умирать даже интересней и ярче! И сколько удовольствия и нового опыта можно получить перед смертью! А? Как вам моя мысль?

– Ты – чудовище! Тебе это с рук не сойдет! Судьба накажет тебя и воздаст многократно за все, что ты сделал! Попомни мои слова! Умирать ты будешь хуже любой твари!

– О, какие громкие слова! Динозавры умеют разговаривать? – тот ухмыльнулся во всю ширину пухлых губ. – А знаете… вы мне симпатичны! Не-не, правда! Самоотверженные старухи и одаренные дети-мутантики! Это ж здорово! Вот только такой одаренный на свете должен быть один. То есть я! Я долго думал, в чем смысл вашего спасения? Ведь, запершись в клетке, вы обрекали себя на долгую и тягостную смерть в окружении этих тварей снаружи. Чего хотели старшие, запирая вас здесь? Не мог понять… Но тут до меня дошло! Они не хотели лишать детей присутствия духа и надежды! Хотя сами ее уже не испытывали. Замечательно! Просто смелые люди! Запереть детей в ловушке и уйти умирать! Достойный поступок! Хотя… идея о смерти в окружении тварей мне очень даже по душе. Хорошая идея! Ну, ни пуха вам, пару дней вы еще протянете, а потом придут мутанты на запах падали, и если вы все же выберетесь, то ненадолго. Пока-пока, – Черноморов помахал огромной пятерней и растворился в полутьме коридора, его силуэт недолго маячил на фоне редких лампочек и вскоре скрылся за поворотом.

В катакомбах Юрьева воцарилась мертвая тишина. И живые сами не знали, живы ли они еще, или то общая галлюцинация – словно звук исчез, а четверка боялась заговорить, чтобы не спугнуть наваждение и не оказаться в своих самых страшных кошмарах наяву. Лишь минуты спустя бабушка Вера тихо произнесла:

– Простите нас, дети. Мы все испортили! – после чего последовала еще минута молчания, а затем Коля решительно встал.

– Ничего вы не испортили! – резко сказал он. – Вы делали все, чтобы нас отстоять, и хватит уже об этом! Не приди этот чертов святой отец, вы бы смертью храбрых погибли, а детей так и не спасли! А тут еще есть шанс, что с ними ничего плохого не случится!

Варя вдруг истошно взвыла, словно где-то глубоко внутри нее переключили тумблер, и крик вырвался наружу.

– Ага, – закивала баба Зоя. – Ты его рожу видел? И после такой страхолюдины ты веришь, что с детьми плохого не случится?

– Пока нет, – уверенно ответил Ростов. – Я так понял, ему сначала их привести куда-то надо? А уж потом они будут строить светлое будущее.

– Ну, и что это изменит? Мы-то здесь. И ты тоже! Если не помрем от голода, то твари нас точно растерзают, когда мы, полудохлые, отсюда выберемся.

– Ну, я-то здесь сидеть не буду! – упрямо сказал Коля, не обращая внимания ни на старушек, ни на плачущую Варю. – С меня слово взяли – присмотреть за детьми. И я пойду за ними!

Он подошел к дальней, самой темной стене и начал вынимать из нее кирпичи. Бабушки встрепенулись.

– Что у тебя там?

– НЗ, – ответил мальчик, выуживая из дыры АКСУ, туго набитые чем-то два вещмешка и здоровенный лом. – На совсем плохой случай.

– Это да, – протянула Зоя Павловна. – Сейчас совсем плохой случай. Можно сказать, совсем-совсем плохой случай!

Ростов подошел к двери клетки, ловко поддел ее снизу ломом, нажал на получившийся рычаг, и тяжелая дверка, заскрипев, соскочила со штырей, на которых висела. Потом она с металлическим лязгом грохнулась об пол.

Не успел Коля понять, что случилось, как Варя вдруг вскочила на ноги и с криком выбежала из клетки, да так, что чуть не сшибла парня с ног.

– Стой, дура! – только и успел крикнуть он, но девушка уже скрылась за поворотом коридора. – Тебя же убьют! Черт!

– Иди, иди за ней! – сзади подошла бабушка Вера. – Догони! Не дай наделать глупостей!

– Вы тоже собирайтесь. Пойдем за детьми, здесь все равно уже оставаться опасно. Ворот нам не починить, а когда снег растает, тут невозможно будет находиться. Трупы… – Коля на секунду замешкался, осознавая, что трупы – не что иное, как родные и близкие, да и просто знакомые, которых знал всю жизнь. Кого-то любил, кого-то – нет, и вот за одну ночь их не стало. Теперь они перемешались с трупами падальщиков и кошаков, еще немного, и смешаются с землей, с жидкой грязью, в которую с оттепелью превратится стылая земля, а потом и вовсе растворятся в ней. Люди вернутся в лоно природы, ничем не отличимые от червей… Ставшие им кормом.

Мальчик мотнул головой, не желая об этом думать, не желая отождествлять людей с червями. Да, сейчас так, да, все когда-нибудь вернется в землю, но до этого люди были людьми, чувствовали, думали, жили совершенно отличной от червей или облезлых псин жизнью!