Олег Грушецкий - Дом забытых душ [СИ]

— И у стен есть глаза и уши, берегись их.

Вдохнуть полной грудью свежий деревенский воздух и позабыть о городской суете — это как раз то, чего ему так не хватало, чтобы почерпнуть вдохновения, оторвавшись от городских забот. А где это можно сделать еще лучше, как не в живописной горной норвежской деревушке расположенной на берегу реки. Тем более что в норвежских фюльке (графствах), даже не уезжая очень далеко от столицы, таковых предостаточно, как-никак большую часть страны занимают Скандинавские горы. Можно было бы поехать и к фьордам — извилистым морским заливам с крутыми, зачастую отвесными горными берегами, стоя на краю которых, в твое лицо врезаются брызги от разбивающихся об изрезанные скалы волн и лицо обдувает холодный морской ветер с привкусом соли. Только стоя на фьордах и вглядываясь в бескрайнюю морскую даль, понимаешь, что только из этих суровых скандинавских земель могли пойти такие отважные покорители земель и морей, как викинги с их сагами и песнями о богах-воинах и грозных великанах; для самих викингов доблестью было пасть в бою, ибо тогда их ждала завидная для них честь — они попадали в Вальхаллу — небесное царство мертвых для избранных, которым правит верховный бог Один.

Патрику Хансену особенно нравились берега Согне-фьорда — самого большого фьорда в Норвегии, берега которого всегда привлекали множество туристов. Но все-таки в удаленной от посторонних зевак деревушке было спокойнее, и там была необходимая для него тишина и относительная уединенность, которой никогда не будет в городе.

Конечно, и в Осло жизнь прекрасна. Да и издатель, с которым подписан контракт на несколько лет вперед, живет в этом городе, и все его богемные друзья-знакомые, писатели и художники здесь творят. Его семья жила здесь в прекрасном доме, по белым стенам которого, длинные веточки плюща создают затейливые ветееватые узоры, кажущиеся нарисованными; под окнами, в длинных белых ящиках, сливающихся со стеной, гирлянды ярко-красных пеларгоний, с махровыми лепестками, которые издали, принимаешь за розы; весной перед домом красуются тюльпаны, а летом, прямо на тротуарах, в оригинальных бетонных конусах, как в букетах — множество больших красных и темно-синих петуний с белой бахромой. Но ему для творчества просто необходима была смена обстановки — издатель требовал от него новых произведений, этого ждали и его поклонники-читатели, а в голову ничего достойного пера не приходило. Нет, у него были истории на заметку, но нужно было что-то особенное, чтобы могло заинтересовать читателя. Он собирал реальные истории из жизни местной аристократии и богемы, сливок общества, семейные легенды, скандалы, слухи, любовные и пикантные истории, изменял имена, приукрашивал их и добавлял что-то от себя, и издавал всегда интригующие повести и рассказы, которые моментом раскупали. И все ждали от него новых историй, поэтому он не мог себе позволить чего-то скучного и неинтересного. И многие сами ему рассказывали ему свои тайны или подсказывали сюжеты, в надежде прочесть их в его книгах, где-то в мыслях даже гордясь тем, что таким образом как бы увековечивали себя.

Дети его уже выросли — дочь только закончила учебу, к радости родителей на отлично, и устроилась работать стажером юриста в родном Осло, в достаточно крупную нефтяную компанию их старого друга, и жила с родителями. Сыновья уехали учиться в Англию, в престижный Кембридж, один уже учился на втором курсе и мечтал так же стать юристом, а младший только поступил на первый и мечтал пойти по стопам отца. Так что ничто не мешало Патрику теперь пожить и в свое удовольствие со своей супругой, зная, что они достойно вырастили и воспитали своих любимых детей. Да и квартиру было на кого оставить, тем более что и дочери уже было пора позаботиться о своей личной жизни, и парень был хороший на примете — сын главы компании, где она работала, и свой угол был бы им весьма кстати.

Цены на недвижимость в этом году упали, хотя кризис и не особо сказался на такой обеспеченной стране, как Норвегия. Раздумывать было нечего — удачное время для такой сделки, когда ты сам не потерял деньги на биржевых акциях, как некоторые его знакомые в то время. В риэлтерской фирме ему предложили то, что, по его мнению, достаточно его устраивало — достаточно просторный дом в деревушке под городком Тиннусет; это прекрасно удовлетворяло всем его пожеланиям, от городка до Осло можно было добраться, в случае не дай Бог что с авто — по железной дороге, а на авто — час с небольшим. Недалеко речка, гора Геуста, тишина, дорогие норвежскому сердцу пейзажи — все, о чем может мечтать творческая натура. Если б он знал тогда, как мечты бывают опасны…

Уже через пару дней они отправились с женой и риэлтором, который сам вызвался их отвезти на своем "Вольво", осматривать планируемое приобретение. По дороге они наслаждались сменяющими друг друга видами из окна — зачастую непохожими один на другой домики вдоль дороги, величественный лес из сосен и елей, и стоящие одиноко в поле вековые дубы, речки. А вот сокол, парящий в небе, выслеживающий свою добычу. Все чаще стали появляться огромные валуны, оставленные ледником и поросшие мхом. Постепенно лесные мотивы вытесняли горные пейзажи.

Они подымались по горной дороге, наслаждаясь природой. Наконец они выехали на дорогу, ведущую к дому, и вот уже на горизонте появился даже не дом, а сказочное строение, больше похожее на небольшую усадьбу. Дорога упиралась прямо в дом, поворачивая влево почти перед самыми коваными воротами, которые обычно ставили (только больших размеров) в фамильных домах, где жило не одно поколение благородных семей. А забор был словно из длинных железных копий, стоящих в длинный ряд, как будто ожидающих воинов-великанов. Карл (так звали риэлтора) открыл ворота дистанционным пультом-брелком (значит дом вполне современный, хоть и выглядел призраком из прошлого, вместе подумали супруги) и они въехали во двор, и вышли из машины.

Дом буквально нависал над ними. Центральная часть фасада почти на метр выступала вперед и была достаточно широкой, что давало представление о просторной гостиной. Большие двойные дубовые двери, высотой до верха окон первого этажа (а окна были также немаленькими и начинались на уровне головы), были сделаны из дуба и украшена затейливым кованым рисунком. Над дверями шел козырек из черепицы. По бокам дверей, на некотором расстоянии, до самого козырька, стояли массивные резные прямоугольные колонны, начинающиеся с мифического существа, похожего на грифона с гордо поднятой головой и уходящим вверх затейливым резным плетением, как бы переплетающегося разными узелками. По углам центральной части фасада стояли похожие колоны до самого козырька. Над козырьком, на втором этаже, было больше странное окно овальной формы, которое смотрелось на здании, скорее, как кошачий глаз. Третий этаж — мансардный, на стене круглое окошко. А черепичная крыша — высоко уходила острым треугольником вверх, как крылья огромной птицы. И саму верхушку крыши венчала, как бы смотрящая на вас голова норманнского дракона.