Виктор Тюрин - Чужой среди своих

Благодаря усидчивости и отличной памяти Константин в июне 1940 года, в возрасте шестнадцати лет и десяти месяцев, окончил среднюю школу им. С. М. Кирова, получив аттестат, соответствующий нынешней золотой медали, что дало возможность поступить без экзаменов в один из престижных вузов страны – в Московский институт философии, литературы и истории, на факультет истории искусства. За два дня до того, как Костя попал в больницу, он ездил в Москву и узнал, что зачислен в институт на первый курс.

Проснулся от матюгальника, так я успел обозвать черный четырехугольный рупор, висевший на столбе, рядом с нашим домом. Тот захрипел, пытаясь пропустить через себя звуки какого-то марша, выдуваемого духовым оркестром.

«Дура громогласная, мать твою!» – невольно выругался я.

Первым делом посмотрел в сторону буфета, на часы. 8:03. Настенных часов у семьи Звягинцевых не было, а вместо них был будильник, стоявший в спальне родителей, и бронзовые каминные часы с двумя ангелочками по обеим сторонам циферблата, стоявшие на буфете. Откуда эти часы появились, прежний хозяин тела не знал – просто они всегда были в их семье. Я поднялся и сел на кровати, оглядывая комнату. Смотрел так, словно видел впервые, хотя для моей второй памяти вся обстановка квартиры была хорошо знакома. Несмотря на то, что наши памяти каким-то образом переплелись, никакого дискомфорта я не испытывал. Прислушался. Где-то плакал маленький ребенок. Память Кости тут же подсказала: это у Надеждиных, их младшая дочка Танька разревелась.

Мой отец, когда получил квартиру в ведомственном доме, по приезде сошелся с начальником механических мастерских Дмитрием Михайловичем Надеждиным и главным инженером Евгением Тимофеевичем Степаненко. Для тогдашнего школьника Кости они были, да и сейчас оставались, дядей Дмитрием и дядей Женей. Чуть позже к их компании присоединился Степан Иванович Обойников, председатель Облшвейсоюза, одной из организаций Промкооперации, в который входили пошивочные артели и ателье городка.

Родители уже ушли на работу. Было тихо, но спустя пару минут издалека послышались далекие голоса. Веселые, звонкие и пронзительные детские голоса.

«Компания собралась. Идут на речку купаться».

Весь вчерашний вечер, проведенный с родителями, для меня был чем-то похож на пересечение минного поля. Зрелый мужик, как я ни контролировал себя, моментами проступал из Кости Звягинцева, и поэтому успел поймать несколько тревожно-недоуменных взглядов матери. Отец ничего не заметил. Впрочем, я не удивлюсь, что потом мать поделилась с ним своей тревогой по случаю неадекватного поведения сына. Ни память, ни знание привычек родителей – ничто не могло заменить естественных реакций и эмоций ребенка, которые в памяти никак не могли быть отпечатаны. Вот эту самую импровизацию чувств не могло не заметить любящее сердце матери. Правда, пару раз, как бы невзначай, я пожаловался на боли в голове и звон в ушах. Об этих симптомах, которые могут проявляться какое-то время, меня при выписке предупредил лечащий врач.

Встал, подошел к массивной деревянной конструкции, к буфету (особой маминой гордости). Его верхняя часть была застеклена, там стояла посуда – сервиз на шесть персон и с десяток разномастных тарелок, стаканов и кружек. Сервиз доставали редко. В дни больших государственных праздников и семейных торжеств. За стеклом сейчас стояли три открытки, присланные в свое время нам какими-то родственниками. Сталин на фоне Кремля, самолетов и танков, а внизу надпись: «Сталинским духом крепка и сильна армия наша и наша страна». Рядом открытка – поздравление с Новым годом. На ней изображены две пары на коньках, показанные на фоне Кремля и красных звезд, державшие друг друга под руки. У каждого из них на груди была красная цифра, а вместе они составляли число – 1940. Судя по очкам летчика на шапочке одной из девушек, она олицетворяла собой авиацию, а по буденовке парня можно было понять, что тот представлял Красную армию. Кто были остальные двое? Некоторое время, глядя на них, пытался угадать, но никакой догадки так и не пришло на ум.

«Да и фиг с ними, другое непонятно: почему поздравительная открытка сделана в три цвета? Денег на краски нет или решили, что и так сойдет?»

Третья открытка представляла собой репродукцию картины Васнецова «Богатыри».

Память чисто автоматически выдала информацию по картине: над созданием этой картины художник работал почти тридцать лет. В 1871 году был создан первый набросок сюжета в карандаше, и с тех пор художник увлекся идеей создания этой картины. В 1876 году был сделан знаменитый эскиз с уже найденной основой композиционного решения. Работа над самой картиной длилась с 1881 по 1898 год, а уже готовая картина была куплена Петром Третьяковым, основателем Третьяковской галереи.

Отвернулся и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Отображение показало угловато-худое тело юноши с узкими плечами и выпирающими ключицами. Уже в который раз смотрелся в зеркало, привыкая к своей внешности, и каждый раз не мог удержаться от кривой усмешки. Ну не нравился я сам себе, и все тут!

«Ну что, скелет ходячий, придется вплотную заняться твоим физическим воспитанием…» – дав себе это обещание, снова оглядел комнату. Она была гостиной, столовой и одновременно Костиной спальней. Диван, на котором спал Костя, соседствовал с этажеркой, стоявшей у входной двери. На ней стоял патефон, а внизу на двух полках лежали пластинки. Одну из стен занимал массивный буфет с завитушками. В нем хранилось главное достояние семьи Звягинцевых – художественные альбомы известных художников, отпечатанные еще в царское время. К ним в семье относились как к малым детям – осторожно, бережно и ласково. Посреди комнаты стоял стол, накрытый светло-коричневой плюшевой скатертью с бахромой, маминой гордостью, а на нем ваза. В день рождения мамы и на праздник Восьмое марта в ней всегда стояли цветы. Вокруг стола расположились четыре стула с высокими спинками. В комнате была еще одна дверь, которая вела в спальню родителей. Там стояла кровать, одежный шкаф и письменный стол, заваленный тетрадками учеников, методическими пособиями и словарями. Им попеременно пользовались родители. Мама на нем готовилась к занятиям по немецкому и французскому языку, а отец (по большей части поздно ночью) готовил справки и доклады по работе РОНО.

Из этических соображений я учился в другой школе, так как родители считали неправильным учить сына в школе, где его мама преподает и работает директором. У обоих родителей помимо любимой ими педагогической работы было еще одно страстное увлечение – страсть к живописи. От них заразился и Костя.

Все свое свободное время юноша предпочитал проводить наедине с книгами и художественными альбомами. Была у него еще одна страсть – коллекционирование старинных монет. Костя не то чтобы сторонился компаний мальчишек, он просто считал это пустым времяпрепровождением, поэтому редко ходил с ребятами на речку или в лес. Несмотря на некоторое отчуждение со стороны ребят, он никогда не отказывал в помощи по школьным предметам, а также позволял списывать контрольные. Но ни литературные викторины, ни олимпиады по физике и математике, на которых он занимал первые места и выигрывал призы, никак не прибавляли ему уважения со стороны одногодок. С другой стороны, он был активным комсомольцем, участвовал в подготовке школьных праздничных вечеров, редактировал школьную стенгазету, и даже одно время вел кружок по истории живописи.