Олег Дивов - День коронации [антология]

Если нация с такими задатками решила отгородиться от мира стеной, которую пробьет только баллистическая ракета, – примем на веру, будто «Щит» только стена, – возможно, мир очень и очень нездоров.

Ник быстро и невнятно выпалил все это Гоше и спросил:

– Как ты думаешь, а что будет, если я попробую как-то… хотя бы намеком… в двух словах…

– Сказать?! Это оценочное суждение, ты вылетишь из GINN, как джинн из бутылки, хе-хе.

– А если это важно? А я промолчу? А потом окажется, что я сегодня на самом деле беру последнее интервью и завтра война? Пусть я ничего не смог изменить, но я промолчал!

Гоша на всякий случай Ника обнюхал, чтобы убедиться: не пил.

Между прочим, дело было к вечеру, а город все еще не проявлял тенденции надраться в хлам.

– Поговори с Борей, – сказал Гоша. – Он сейчас не в форме… Но все равно умный.

Они нашли Саленко там же, где его оставили, – в уличном кафе на Новом Арбате. Похоже, он так и проторчал тут весь день. Самый разыскиваемый человек в России был то ли на удивление трезв, то ли до такого изумления пьян, когда уже все равно что трезвый. Сидел он в окружении известных московских журналистов – минимум двоих Ник легко узнал – и непринужденно болтал с ними.

Посмотрев на Саленко более внимательно, Ник подумал, что говорить с ним о серьезных материях или уже поздно, или пока рано. И решил, что сам разберется. Не маленький уже, вообще-то. Пора за себя отвечать.

За столиком поблизости Миша Клименко сосредоточенно тыкал всеми десятью пальцами в планшет, а рядом скучали над едва начатым пивом двое мужчин такого откровенно кагэбэшного вида, что Ник окончательно потерял всякую надежду понять, кто в этой стране разыскивает Бо́риса, а главное, зачем. Но зато и беспокоиться перестал тоже. Ему просто надоело.

– Меня всегда поражало, – вещал тем временем Саленко, – как уныло и неаутентично в России ставили «Пир во время чумы». Пушкин ведь дает однозначную трактовку: улица, накрытый стол, несколько пирующих мужчин и женщин. Теперь смотрите: вот улица, вот стол, не хватает только прекрасных дам, но это поправимо… Что мы делаем? Правильно! Ваше здоровье… Итак, что там с героями? Да они пьяны вдребезги! У них языки заплетаются! «Спой нам, Мэри, уныло и протяжно, – говорит председатель, – немного погрустим, ну, просто чтобы не забывать, где мы и что мы, а дальше снова оторвемся!» И я даже верю, что сначала Мэри поет одна, но потом они не выдерживают и начинают орать хором, да еще и под гармошку! Вот как правильно! Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!.. И если бы хоть у кого-то в этом замечательном, но неисправимо провинциальном городе была в крови пара капель живого эстетического чувства, он бы сегодня сорвал банк и остался навсегда в истории, поставив «Пир во время чумы» так, как надо!

– Вот это наш Боря, – сказал Миша, поднимая глаза на Ника. – Боря, каков он есть. Вольный российский эстет, блин. Ты готов?..

– Я только ему скажу, чтобы собирался.

– Куда? – удивился Миша.

– В аэропорт. У меня есть некоторый опыт экстрадиции, и я знаю, что Бо́риса не смогут просто взять и посадить в самолет, как обещали полисмены. Нужно время на оформление документов. Вы сделаете так, чтобы его отвезли?

Миша хмыкнул. Почесал в затылке. Поглядел на Ника задумчиво. Потом мягко улыбнулся.

– Хорошо. Иди, скажи ему. А откуда тебя высылали?

– Сан-Эскобар, – сказал Ник, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком пафосно.

– Ты пошел по стопам Бори и сообщил диктатору, что тот дурак?

– Нет-нет, это было раньше, и меня, конечно, не пустили к диктатору…

– Да я пошутил, – перебил Миша. – К нему и Борю не пустят. Не будь занудой. Но ты все равно молодец. Отважный парень. Я знал, что ты ездил туда, но упустил из виду, что тебя выперли. Так почему?..

– Шпионаж под прикрытием.

– А ты шпион под прикрытием? – обрадовался Миша.

Двое грустных мужчин рядом с Мишей погрустнели окончательно и едва ли не отвернулись от Ника.

– К счастью, нет, – сказал Ник. – Тогда бы меня, наверное, не выслали, а… Даже не знаю. Говорят, они любят проводить медицинские эксперименты на заключенных… У меня было совсем другое задание от редакции, но я пытался между делом уточнить и этот вопрос. Не смотрите так, я совсем молодой был! Подозреваю, меня послали в Сан-Эскобар по принципу «мальчишку не жалко». А мальчишка был глупый и довыеживался, как вы это называете.

– Вот всегда у вас так, – сказал Миша. – Обрати внимание и почувствуй разницу. В частном порядке у вас мальчишек жалеют. В корпоративном – никогда.

– А у вас – наоборот? – съязвил Ник.

– Да кто ж тебя не жалеет, дорогой мой? Давай, иди к Боре, и через пять минут стартуем.

Саленко уже оставил в покое Пушкина и взялся за Грибоедова. Русские слушали, развесив уши. Ник подумал, что и сам не отказался бы.

Бо́рис долго не мог понять, чего Ник от него хочет. Какой аэропорт, какая полиция, какая экстрадиция… Потом дошло, наконец.

Первым делом он посмотрел на русских коллег, сидевших все это время с каменными лицами в гробовом молчании. И развел руками, словно извиняясь.

– Все нормально. Наливайте, ребята. Я здесь.

– Простите, вам пора ехать. – Ник осторожно тронул его за плечо.

– Ты не понял, я никуда не еду, – бросил ему Бо́рис. – И не собирался. Даже странно, как это могло прийти тебе в голову. Спасибо, Ник, ты славный парень, я очень тронут заботой, честное слово. Но если ты задумаешься на минуту, то поймешь, насколько твое предложение нелепо. Ты уж как-нибудь без меня, извини. И давай, это… Желаю удачи в нашем деле. Миша за тобой присмотрит, так что я спокоен. Ну, друзья мои…

Ник стоял столбом, переваривая услышанное.

И как-то очень легко понял, что совсем не удивлен.

Он даже не ждал этого – он знал. И заговорил об отъезде только по инерции, потому что зарядил себя на совместный с Бо́рисом полет еще с утра.

Ну и просто надо было спросить.

А так… Да он бы и сам тут задержался, если бы мог.

Вечер-то какой хороший. И какая разница, что думает мировое сообщество. Какая разница, что хочет сказать миру Серебров. И плевал я на это ваше последнее интервью. Правда, его ждут миллионы людей… А это важно?

По-настоящему важно что-то совсем другое. Понять бы что.

Тем временем русские – налили и подняли.

– Джентльмены! – начал Саленко.

– За присутствующих здесь дам… – перебил его ведущий модного ток-шоу, глядя мимо Бо́риса, поправляя галстук и садясь прямее.

Ник оглянулся, Бо́рис тоже. К столу быстрым шагом приближалась стройная блондинка лет сорока с очень милым, хотя и несколько утомленным лицом.

– Так вот ты где, сволочь, – сказала она скучным голосом, размахнулась и так дала Бо́рису в челюсть, что тот упал вместе со стулом.