Олег Дивов - День коронации [антология]

Волна откатывает от берега, и я вижу взволнованное лицо Государя.

– Ну что же ты, старина! – говорит он. – Надо осторожней.

Оба, Герасим и Государь, одеты в высокие сапоги, непромокаемые штаны и куртки. Ледяные капли скатываются с их одежды. Зато я вымок основательно. В пасти солоно. В ушах звенит прибой.

Когда-то, не так уж давно, мне доводилось купаться в ледяной воде. Это случилось пару лет назад, а значит, я был чуточку моложе. Тогда Всеволод и Ксения – еще жених и невеста – непрерывно путешествовали. Будущие венценосцы навещали даже самые отдаленные и уединенные уголки своего царства, сопровождаемые многочисленной и не вполне лояльной свитой. Свита Государей – это часть стаи, членом которой являюсь и я, старый пес.

Собачья стая есть семья в безусловном подчинении у вожака. Для вожака главное – его стая. Интересы стаи в целом важнее, чем интересы любого из ее членов. Только при этих условиях стая может долго сохранять целостность и благополучие каждого своего члена. У людей все сложнее. Многих вещей я просто не понимаю. Почему, если видишь перед собой врага, просто не вцепиться ему в глотку и не размыкать челюстей, пока враг не ослабеет? Почему нельзя сообща догрызть поверженного врага, если заведомо ясно, что, едва окрепнув, он снова навредит? Вокруг сплоченной стаи всегда вертятся одиночки-падальщики. Хозяин считает, что таких надо или привлекать в стаю, давая каждому соответствующее место в ней, или вовремя отогнать.

Без стаи псу не жить. Отбейся от стаи, и ты уже мертвец – без поддержки сородичей падальщики, объединившись на время, порвут твою шкуру в клочья. Падальщики-одиночки – самые лютые из врагов.

Но член твоей стаи не может быть одновременно и твоим врагом. Если уж примкнул к стае, подчиняйся ее вожаку или вызови его на честный бой. У людей же в ходу поединки без правил. Я понимал тогда лишь одно: мой Хозяин решил строить новую стаю по образу давно умершей человеческой империи. Мои уши часто слышали слова «империя», «император», «царь». Потом появились оба разом Ксения и Всеволод – молодые и отважные. Хозяин возлагал свои самые большие надежды именно на них. Им Хозяин доверял, и потому я полюбил их. «Я ваш лучший друг, доверьтесь мне» – так говорили им многие. «У вас много врагов, остерегайтесь их» – так часто говорил им Хозяин. Пока он оставался главой стаи, падальщики лишь показывали клыки, но нападать опасались. Лишь кружили неподалеку в надежде на добычу. Они ждали, что стая вот-вот развалится, разбежится на стороны, и тогда каждый из них сможет урвать свой кусок мертвечины. Хозяину удалось сохранить целостность стаи. Его волю приняли и подчинились некоторые из падальщиков, сделали вид, что согласны, а Хозяин сделал вид, будто верит им. Люди называют это гражданским согласием. Хозяин говорил, что гражданское согласие – это трудная работа. Я всегда согласен с Хозяином, но в этом случае в моем согласии есть крошечное пятнышко неповиновения. Если ты занимаешь правильное место в стае, то твоя работа не может быть тяжела. Я – пес. Моя работа – следовать за Хозяином, служить ему и разделять его взгляды на мир. Я умею делать свою работу, и потому мне живется легко.

В тот год, когда гражданское согласие, наконец, было достигнуто, будущие государи Всеволод и Ксения совершали поездку по своей империи, самое пристальное внимание уделяя ее отдаленным уголкам. Купание в ледяной воде произошло на третьей неделе нашей поездки, на одной из переправ через сонную речку в Республике Коми. В тех далеких краях дорог почти нет. В холодное время года местные жители катаются по зимникам, ну а летом – кому как придется: посуху на вездеходах, по воде, на вертолетах.

Вертолеты эскорта будущих венценосцев приземлились на берегу тихой северной речки в самом начале лета. Машины сели на вновь отстроенный военный аэродром. Целью путешествия юных супругов, претендентов на имперскую корону, являлся небольшой, затерянный в лесотундре городок, населенный горняками и военными. Городок, расположенный на неудобных склонах лесистых сопок, и аэродром разделяла северная речка, тихая, широкая и холодная. Речку дважды в час пересекал медлительный паром.

Люди часто кланяются, улыбаются друг другу, пряча под шкурой злые чувства. Собака всегда искренна: и виляя хвостом, и скаля зубы. Собака вцепится в глотку только за дело. Собака последует за другом даже в том случае, если тому нечем ее накормить. Люди устроены сложнее. Они властолюбивы, корыстны, скрытны. Мой Хозяин всегда считался большим мастером разоблачения. Он располагал самым широким ассортиментом инструментов и навыков, необходимых для раскрытия тайных и недобрых замыслов. У меня же в наличии имеется один лишь инструмент – мой собственный, но весьма чуткий нос. Вот и в тот день я почуял неладное, как только автомобили будущих венценосцев и их свиты только вкатились на паром. Шумная толпа – разряженные не по погоде женщины и солидные мужчины – взошли на борт пешком, по новеньким, богато и сообразно случаю украшенным сходням. Сам паром – поручни и моторная будка – были так же богато разукрашены флажками с символикой воссозданных и новых дворянских родов, цветными шарами, иллюминацией. Вдоль ограждения палубы располагались накрытые красными скатертями столы с закусками. Я чуял аромат сыров и мяса. Кто-то особенно внимательный к особе моего Хозяина, а значит, и к моей, поставил на краю одного из столов миску с ванильными сухарями. Всем известно, ванильные сухари – мое любимое лакомство.

Но мне в тот день было не до сухарей. Я почуял опасность, едва ступив следом за Хозяином на паром. Вы не знаете, как пахнет опасность? А я знаю! Опасность отвратительно смердит! Поначалу я никак не мог распознать источника запаха. В глазах рябило от трепетания разноцветных флажков. Ароматы парфюмерии мешались с запахами хорошо выделанной кожи. Вонь перегоревшей соляры, автомобильных покрышек и несвежей речной рыбы смешивалась с запахами хорошей еды. Однако эта головокружительная смесь не могла заглушить запаха заговора, опасности, смерти.

Паром уже отвалил от берега и плавно двигался от одного бакена к другому, держа курс на противоположный берег, где его встречала яркая и многолюдная толпа. Судно двигалось в шлейфе ароматов. Автомобили были припаркованы в середине палубы. Публика теснилась к бортам парома. Здесь были Хозяин и Пастырь, родители Всеволода и Ксении, их родственники и друзья. Среди прочих были и официальные лица. Некоторым из них Хозяин доверял. Иные, формально примкнув к стае, сохранили прежние повадки падальщиков-одиночек. В целом публика казалась беспечной. Из динамиков, размещенных на моторной будке, слышались звуки старинного, бравурного марша. Хозяин сразу увлекся разговором с одним из своих приближенных – человеком коварным и опасным. Может быть, именно из-за того, что человек этот часто и втайне препятствовал осуществлению планов моего Хозяина, тот не отпускал его далеко от себя. А я дал ему прозвище Тайный враг и всегда старался занять позицию между ним и Хозяином. Утробный рык и вздыбленная шерсть всегда действовали на Тайного врага отрезвляюще. Люди редко дарят друг друга искренностью, и моя ненависть к Тайному врагу многим казалась всего лишь чудачеством стареющего пса. Все утро того памятного дня, во время перелета и на пароме, Хозяин и Тайный враг были неразлучны. Тайный враг сторонился меня, а его слуги при моем приближении сильно нервничали. Тогда Хозяин попросил меня удалиться, и я пошел бродить среди толпы. Чьи-то щедрые руки то и дело подносили к моей морде кусочки различных яств. Но я отказывался. Странное, дурное предчувствие скорой беды дыбило шерсть на моем загривке.