Дженнифер Броуди - Возвращение ковчегов

– Ну, продолжай, – велел он. – Уверен, тебе не терпится спросить о ней.

– О ней, сэр? – как можно спокойнее произнесла Рен. Щеки Аэро налились жаром, но вовсе не от лихорадки или палящего солнца.

– Брось, ты знаешь: о девушке, имя которой я выкрикивал, прежде чем вырубиться.

Пришла очередь Рен откровенно смутиться:

– Э-э… точно. Можете опустить мрачные детали, я вроде как все поняла. Оружейник предположил, что девушка – носитель из другой колонии. Прежде космические Ковчеги могли сообщаться через носителей. Связь обеспечивали Маяки.

– Да, то же говорил старый оружейник накануне дуэли с майором Виником, но колонии давно уже не общались – с тех пор, как на Марсе обнаружилась утечка воздуха, а Четвертый ковчег пропал на темной стороне Урана…

Рен вскинула руку:

– Не обязательно мне все это повторять! Я тоже печалилась на уроках истории в Агогэ. Просто подведем итог: они все сгинули, и мы на целых семь веков остались одни.

– Пока не появилась Майра.

– Именно, пока не появилась ваша тайная возлюбленная из снов…

Аэро слабо ткнул ее локтем в ребра.

– Эй, осторожней! – притворно оскорбилась Рен, хватаясь за оружие. – Уж теперь-то я вас в поединке одолею.

– Меня-то, больного?..

– Победителей не судят, – ухмыльнулась Рен. – Сами об этом говорили.

Оба рассмеялись. Аэро очень не хватало смеха.

Когда они возвращались к стоянке, Аэро попросил ее показать надписи на песке. Он слышал, как о них упоминал оружейник. Рен привела Аэро к капсуле – приличный участок был накрыт полиэтиленовой пленкой, придавленной инструментами. Аэро осторожно приподнял уголок, открыв сложные инструкции, полные непонятных слов, которых сам он никогда бы не написал. Провел по линиям пальцем, углубляя рисунок, потом взглянул на Рен.

– По-прежнему считаешь, что это был просто сон?

– Вот тут вы меня подловили, капитан, – ответила она, глядя на записи и морща лоб. – Но для меня все это – полная белиберда.

– Эта белиберда объясняет, как починить капсулу. Майра меня научила. В своей колонии она была инженером, хорошим инженером. Как и ее отец.

Он еще раз просмотрел надписи и каким-то чудесным образом вспомнил все, что показывала Майра. Правда, когда он добрался до последней строчки, то нахмурился.

– Она не успела закончить… Ударила молния. – Аэро указал на пробелы. Вновь перед мысленным взором во всех подробностях разыгралась жуткая сцена.

– Последнего пункта нет? – спросила Рен, опускаясь рядом на колени и вглядываясь в строчки. – Можете связаться с ней через Маяк? Спросить, что делать?

Аэро взглянул на браслет: устройство едва пульсировало слабым зеленоватым светом. Что бы ни произошло во сне, Маяк оказался поврежден, а сам Аэро чуть не погиб, хотя молния в него не ударила.

– Не выйдет… – сказал он. – Связь прервалась.

Он кашлянул, чтобы скрыть нотки горечи в голосе, но Рен все равно их уловила.

– Думаете, она погибла, да? – со свойственной ей прямотой спросила лейтенант.

Аэро закрыл глаза и погрузился в себя. Обратился к Маяку – бережно, осторожно, не желая повредить его еще больше, – и тут же в руке возникла боль. Что еще хуже, Аэро почувствовал пустоту. Как будто остался один во Вселенной.

«Я что, последний носитель?» – подумал он.

Открыв глаза, встретился с немигающим взглядом Рен.

– Надеюсь, что нет, – сказал Аэро, – но опасаюсь худшего.

Окрепнув достаточно, Аэро стал работать над кораблем денно и нощно, не дожидаясь наступления темноты и совсем не волнуясь о возвращении зонда. Сейчас он хотел починить капсулу, пусть даже в конце последнего своего путешествия найдет лишь могилу Майры. Он дал клятву и не намерен был нарушать ее.

Спустя несколько бессонных ночей он дошел до последнего, отсутствующего пункта в инструкции. Капсула не запускалась, что бы он ни делал. Сколько Рен и оружейник ни отговаривали Аэро, он продолжал трудиться без отдыха. В конце концов, когда здравый смысл начал сдавать от усталости и отчаяния, Аэро в исступлении швырнул ключ на землю и, взметнув ногой фонтан песка, стер половину подсказок Майры.

Уставившись на пустое место, Аэро закрыл глаза и мысленно, при помощи Маяка, попытался пробиться через пространство и время.

«Майра, – звал он. – Прошу, вернись. Ты мне нужна».

Маяк осветился изумрудным сиянием. Казалось, он восстановился, но Аэро по-прежнему не чувствовал Майры. Даже его отец молчал, не помогая советом. Будучи воином, а не инженером, он тоже не знал, как починить корабль. У Аэро остался только он сам.

В полдень капитан рухнул на песок в тени капсулы и больше не поднимался. Не шевелясь смотрел, как солнце катится по небосводу к горизонту, окрашивая мир в пурпурные тона. У него пересохли глаза и губы, но он почти не моргал и совсем не пил. Рен принесла воды, но Аэро лишь вяло отмахнулся.

Он и прежде испытывал моменты жуткой беспомощности. Первый раз – когда мать оставила его у порога Агогэ, второй – когда Виник заколол его отца, и третий – когда его изгнали из единственного места, которое он называл домом. Однако абсолютную беспомощность он испытал впервые: она давила на грудь, каждый вдох давался с огромным трудом, и вовсе не из-за болезни или отсутствия сна. Казалось, вся усталость, пережитая за прежние годы, навалилась на него.

Майра… Ее больше нет.

Ночью Аэро перебрался в капсулу. Он спал тревожно, а утром, даже когда взошло солнце, не стал вставать. Невзирая на духоту, с головой накрылся одеялом. Однако ненавистное пробуждение настигло его – как всегда, хотел он того или нет, раскрыло ему глаза и выдернуло из сна. Аэро вернулся в мир, омраченный тем, что в нем больше нет Майры, и тем, что нельзя починить корабль. Хотелось снова забыться.

Капитан проспал бы весь день, если бы не Рен – она растолкала его и потребовала, чтобы он попил и хоть что-нибудь съел.

– Капитан, при всем уважении, умереть я вам не позволю. Только не в мою смену. А теперь вставайте, пекло вас возьми, и пейте.

Аэро неохотно подчинился: выпил теплой воды и, давясь, съел паек. Еда как будто не усваивалась, в желудке урчало и булькало. Наплевав на требования Рен, Аэро забрался обратно под одеяло и накрылся с головой. Солнце слишком ярко освещало стоянку, а темнота показалась уютным пристанищем. Аэро лежал так несколько часов, стараясь ни о чем не думать и гнать любые чувства. Но ничего не помогало.

Несколько дней подряд капитан только ел и пил, когда того требовала Рен. Они с оружейником тревожно переглядывались, видя, как Аэро слоняется по лагерю и спит намного дольше необходимого. Впрочем, никто не спешил винить его в этом. Капитан забросил даже свой фальшион: оружие требовалось перезарядить, но он не отдавал его мастеру. А ведь об оружии он всегда заботился – еще в Агогэ поклялся следить за ним всегда и везде. Но ему вдруг стало плевать. На фальшион, на починку капсулы, на Первый ковчег и особенно на себя самого. Все утратило смысл.