Константин Калбанов - Бронеходчики. Гренада моя

Тот облегченно вздохнул, распознав в Азарове вполне адекватное начальство, и приступил к объяснениям. Поначалу-то все больше заикался. Но постепенно разошелся, ожил и начал заливаться соловьем. Хм. А вот с мехводом Григорию, пожалуй, повезло. Так уж вышло, что парень был причислен к командирской машине. Не иначе как из расчета, что взводный мог оказаться без боевого опыта.

Опыт у Григория, что и говорить, так себе. Но недавнее событие в городе показало, что случись беда, он не остолбенеет, что уже радует. Остальное же… Если знания в голове сидят крепко, главное, не растеряться, а там что-то эдакое все же учудишь. Хорошо бы в положительном плане. Но тут уж как сложится.

На вооружении у их роты – БЛ-33. Бронетяг легкий, модель тридцать третьего года, в просторечье «тридцать третий». Габариты машины впечатляли. Три метра в ширину, столько же в высоту по башне, длина восемь метров. Общая масса машины в снаряженном состоянии – пятнадцать тонн.

Три котла от грузовиков и машина тройного расширения не позволяли сделать бронетяг более компактным. При этом он разгонялся по трассе до сорока километров в час, по пересеченной местности выдавал порядка пятнадцати.

Бронеходы по дороге двигались медленнее. Но зато сохраняли ту же скорость и на подъеме, и на поле боя, да и крутизну могли взять куда более значимую. А вот даже эта легкая машина на подъем в тридцать шесть градусов заползала с неторопливостью улитки. Что тут же породило у бронеходчиков переделку древней поговорки. «Можно бесконечно долго смотреть на огонь, текущую воду и медленно ползущий в гору бронетяг».

Бронирование машины оставляло желать лучшего. Лоб с наклонными верхним и нижним броневыми листами, как и ромбовидная башня, в двадцать пять миллиметров. То есть крупнокалиберный пулемет в четырнадцать с половиной миллиметров на расстоянии свыше ста метров еще удержит. Против пушки бесполезна и на дистанции более полукилометра. Борта – всего лишь десять миллиметров. Тут и говорить нечего. Обычная противопульная и осколочная броня, как на обычном броневике.

Словом, в угоду скорости, маневренности и габаритам пожертвовали защищенностью. Н-да. Бог с ней со скоростью, но все остальное… Что ни говори, а у паровика есть свои массогабаритные пределы. Если сама машина еще получалась более или менее компактной, то котлы уменьшать до бесконечности не выйдет. Чем тяжелей машина, тем большая потребность в рабочем объеме пара, чтобы эту груду стали передвигать. Как следствие, растут и его габариты. В основном это происходит за счет длины, но и высота с шириной не остаются в стороне. Поэтому, как ни крути, но да, в его распоряжении именно легкие машины.

Вооружение состояло из сорокапятимиллиметровой пушки, спаренной с пулеметом, и курсового пулемета. Как по Григорию, так орудие можно бы и посолидней. Хоть ту же короткоствольную семидесятишестимиллиметровую пушку на основе горной. Как это сделали немцы. Конечно, против брони оно менее эффективно. Зато осколочная граната для поддержки пехоты куда весомей. Да и большинство сегодняшних машин ей вполне по зубам.

С бортов башни – две реактивные установки, каждая имеет по паре направляющих из стальных труб. Статридцатидвухмиллиметровые реактивные снаряды – весомый аргумент в пользу усиления огневой мощи. Фугас в полтора кило тротила по определению не может быть мелочью. А еще этого более чем достаточно для поражения бронированной цели.

Григорий прекрасно помнил это по своему первому и пока единственному бою. Правда, на «Сороке» были установки под восьмидесятидвухмиллиметровые ракеты и блоки по двенадцать ракет каждый. Но там они располагались на корпусе и не мешали работе пулеметов. Здесь подобный финт не получится, потому и устроили блоки на башне. А меньшее число компенсировали калибром. Впрочем, здесь задача реактивных снарядов как раз в уничтожении бронированной техники.

Пока Васильков делал для командира взвода экскурс по их боевой машине, личный состав занимался сигнальной подготовкой. Григорий вовсе не собирался за короткий срок натаскать парней тому, чему учат несколько месяцев. Но первоначальные навыки и знания у них уже есть, оставалось выяснить уровень подготовки, чтобы хотя бы иметь об этом представление. А там при необходимости и наличии времени провести дополнительные занятия. Все же связь в бою значит немало.

Первый день прошел в заботах и хлопотах. А главное, принес массу новой информации. Ну и осознание того, что, назначая его на должность взводного, кто-то в кадрах совершил серьезную ошибку. Григорий явно должен был признать собственную профнепригодность…

– Господа офицеры, боевая тревога! – вбежав в палатку комсостава, объявил дневальный по роте.

Григорий единым махом сел на кровати. Пару раз моргнул, осмысливая услышанное. Потом окинул взглядом солдатика, стоящего у полога с карбидным фонариком в руке.

– Свободен, рядовой, – послышался голос одного из взводных, подпоручика Рощина.

Это Азаров только вчера ходил в общем строю и был простым юнкером. Этот же окончил училище год назад и уже успел покомандовать взводом. Причем в Туркестане. У него и счет погибших подчиненных открыт. Таковой имеется за плечами каждого офицера, не отсиживающегося в тылу. А вот размеры этого личного кладбища зависят уже от самого командира и того, насколько он серьезно подходит к выполнению своего долга.

Григорий нащупал на столе фонарик-зажигалку, пару раз чиркнул колесиком, высекая искру. Наконец за стеклом заплясало бензиновое пламя, усиленное зеркальным отражателем. Конечно, по яркости с ацетиленовым не сравнится, но зато, в отличие от него, всегда готов к использованию. Только следить нужно, чтобы не был долго в перевернутом положении. От топлива-то особого вреда не будет, оно достаточно быстро испарится, даже маслянистого пятна не останется. А вот бензин придется дозаправлять. А он там особой очистки и стоит изрядно.

Глянул на время. Три часа. Прислушался. За брезентом слышны возбужденные разговоры, окрики, команды. Никакой паники, звуков нападения, канонады или хотя бы отдаленной перестрелки. Он даже различил стрекот кузнечиков.

– Странная какая-то тревога, – начиная одеваться, произнес Азаров.

– Отчего же? – не понял Рощин.

– Тишина. В смысле никаких тревожных звуков.

– Это, Гриша, означает одно: не противник начал наступление, а мы собираемся его атаковать. До передовой полчаса походным маршем. По мне, так уже через час начнется артподготовка, и полетят бомбардировщики.

– Ты так думаешь? – то ли растерянно, то ли с нетерпением спросил Григорий.

– Да чего думать. Максимум через десять минут нам и так все расскажут. Поторапливайся.