Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

— Знаю, — небрежно махнув рукой, прервал Циркулос. — Arbatel , хоть и перепутанный по незнанию. Удивительно, как это вообще сработало… И никто не погиб трагической смертью… Впрочем, не важно. Видения были? Многоголовый лев? Наездник на белом коне? Ворон? Огненный змей? Нет? Интересно. И ты говоришь, что этот Самсон, когда очнулся… не был собой, так?

— Так он утверждал. И были определенные… основания. Именно это меня интересует, именно это я хотел узнать. Что-либо подобное вообще возможно?

Циркулос какое-то время молчал, потирая пятку о пятку. Потом высморкался.

— Космос, — сказал он наконец, задумчиво вытирая пальцы о подол халата, — это упорядоченное целое и идеальный иерархический порядок. Равновесие между gradacio и corruptio , рождением и умиранием, творением и деструкцией. Космос, как учит Августин, есть gradatio entium , лестница бытий, видимых и невидимых, материальных и нематериальных. Одновременно Космос — как книга. И как учит Гуго от святого Виктора — чтобы понять книгу, недостаточно рассматривать красивые формы литер. Тем более что наши глаза зачастую слепы…

— Я спросил, возможно ли это.

— Сущее — не только substantia , Сущее — это одновременно accidens , нечто, происходящее непреднамеренно… Порой магически… Магическое же в человеке стремится к слиянию с магическим во вселенной… Существуют астральные тела и миры… Невидимые нам. Об этом пишет святой Амброзий в своем « Haexfemeron’ e», Солинус в « Liber Memorabilium », Рабан Мавр в « De universo », а мэтр Экхарт…

— Возможно, — резко прервал Рейневан, — или нет?

— Возможно, а как же, — кивнул старик. — Тебе следует знать, что в этих вопросах я слыву специалистом. Практически экзорцизмами я не занимался, а изучал проблему по другим причинам. Уже дважды, молодой человек. Я освободил Инквизицию, прикидываясь опутанным. А чтобы как следует прикидываться, надо знать. Поэтому я изучал « Dialogus de energia et operatione daemonium » Михаила Пселла, « Exorcisandis obsessis a daemonio » папы Льва III, « Pitraxis », переведенный с арабского…

— …Альфонсом Мудрым, королем Леона и Кастилии. Знаю. А конкретней о данном случае можно?

— Можно, — выпятил синие губы Циркулос. — Конечно же, можно. В данном случае надо было помнить, что каждое, даже на первый взгляд минимально значимое заклинание означает пакт с демоном.

— Стало быть, демон?

— Или kakodaemon , — пожал плечами Циркулос. — Или нечто такое, что мы условно определяем этим словом. Что именно? Я сказать не могу. Масса всякого разного шатается во тьме, неисчислимы negatia parambulantia in tenembris …

— Значит, монастырский идиот отправился во тьму, — удостоверился Рейневан, — а в его тогдашнюю оболочку вселилось negatium perambulans . Они обменялись. Так?

— Равновесие, — кивком головы подтвердил Циркулос. — Инь и Ян. Либо… если тебе ближе кабала, Катер и Малькут. Ежели существует вершина, высота, то должна существовать и пропасть, бездна.

— А это возможно обратить? Вернуть? Сделать так, чтобы произошел повторный обмен? Чтобы он вернулся? Вы знаете…

— Знаю… То есть не знаю.

Они некоторое время посидели молча, в тишине, нарушаемой только храпом Коппирнига, икотой Бонавентуры, бормотанием дебилов, шорохом голосов дискутирующих «Под Омегой» и Benedictuss Dominus , проговариваемом Камедулой.

— Он, — сказал наконец Рейневан, — то есть Самсон… называет себя Странником.

— Очень точно.

— Этакий kakodaemon , — сказал наконец Рейневан, — несомненно, обладает какими-то силами… сверхчеловеческими. Какими-то… способностями…

— Пытаешься сообразить, — угадал Циркулос, доказав проницательность, — нельзя ли ждать от него спасения? Не забыл ли, будучи на свободе, о попавших в Башню спутниках? Хочешь знать, можешь ли рассчитывать на его помощь? Правда?

— Правда.

Циркулос помолчал.

— Я бы не рассчитывал, — сказал он наконец с жестокой откровенностью. — Чего ради демонам отличаться в этом от людей?

Это была их последняя беседа. Удалось ли Циркулосу активировать принесенный в заднем проходе амулет и вызвать демона Мерсильде, осталось и должно было на века остаться загадкой. Из телепортации же, несомненно, ничего не получилось. Циркулос не перенесся в пространство. Он по-прежнему оставался в Башне. Лежал на подстилке навзничь, напрягшийся, прижав обе руки к груди и судорожно вцепившись пальцами в одежду.

— Пресвятая Дева… — простонал Инститор. — Прикройте ему лицо…

Шарлей обрывками тряпицы заслонил кошмарную маску, деформировавшуюся в пароксизме ужаса и боли. Искривленные, покрытые засохшей пеной губы, ощеренные зубы и мутные, стеклянные, вытаращенные глаза.

— И позовите брата Транквилия.

— Христе… — простонал Коппирниг. — Смотрите…

Рядом с подстилкой покойника животом кверху лежала крыса Мартин. Перекрученная в муке, с торчащими наружу желтыми зубами.

— Дьявол, — с миной знатока проговорил Бонавентура, — шею ему свернул. И унес душу в ад.

— Точно. Несомненно, — согласился Инститор. — Он рисовал на стенах дьявольщину и дорисовался. Любой дурак видит: гексаграммы, пентаграммы, зодиаки, каббалы, зефиры и прочие чертовы и жидовские символы. Вызвал дьявола, старый колдун. На свою погибель.

— Тьфу, тьфу, нечистая сила… Надо бы всю мазню стереть. Святой водой покропить. Помолиться, пока и к нам не прицепился Враг. Зовите монахов. Ну, над чем смеетесь? Шарлей, позвольте узнать?

— Догадайтесь?

— Действительно, — зевнул Урбан Горн. — Просто смешно то, что вы болтаете. И ваше возбуждение. Чему тут удивляться. Старый Циркулос умер, сыграл в ящик, откинул копыта, распрощался с этим светом, отправился на Афалионские луга. Пусть ему там земля будет пухом и lux perpetua [447] вечный свет ( лат .). пусть ему светит. И finis на этом, объявляю конец траура. А дьявол? К дьяволу дьявола.

— Ох, господин Муммолин, — покрутил головой Фома Альфа. — Не шутите с дьяволом. Ибо видны здесь его делишки. Кто знает, может, он все еще крутится рядом, укрывшись во мраке. Над этим местом смерти вздымаются адовы испарения. Не чувствуете? Что это по-вашему, если не сера? Что так воняет?

— Ваши подштанники.

— Ежели не дьявол, — взъерепенился Бонавентура, — то что, по-вашему, его убило?

— Сердце, — проговорил Рейневан, правда, не совсем уверенно. — Я изучал такие случаи. Сердце у него разорвалось. Произошла plethora [448] переполнение ( лат. ). . Несомый плеврой избыток желчи вызвал тумор, случилась закупорка, то есть инфаркт. Наступил spasmus , и разорвалась arteria pulmanalis [449] легочная артерия ( лат .). .

— Слышите, — сказал Шарлей. — Это говорит наука. Sine ira et studio. Causa finita . Все ясно.

— Неужто? — неожиданно бросил Коппирниг. — А крыса? Что убило крысу?