Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

— Понравился бы, — признал Лангенройт, — если б я был фантастом.

— Фантазии осуществляются, — повысил голос Конрад. — Говорит пророк Даниил, что меняет Бог часы и поры, скидывает царей и царей ставит. Так что давайте молиться, чтобы так стало. Дай нам Боже новую Римскую Империю, сделай нам Сигизмунда Люксембургского новым императором. Пусть сбудется мечта о Европе, об объединенной Европе, которой правит Германия. Германия превыше всего! А другие народы на коленях. На коленях, покоренные. Или, черт возьми, перебитые. Вырезанные под корень!

— А еретики, — кивнул головой Лангенройт, — как собаки за стенами этого Нового Иерусалима. Право, красивый призрак. Просто жаль, что меня жизнь научила быть реалистом. Не мечтать, но предвидеть, а предвидеть согласно реалиям. Предвижу, следовательно, что Витольдовой коронации не будет. Не пойдет на это Польша, не пойдет папа. Люксембуржец махнет на все рукой и начнет новую интригу в другом месте. Ягелло в антигуситском крестовом походе участия не примет, чехов поддерживать не перестанет. А крестоносцы будут сидеть тихо, потому что знают, что в противном случае они могут в одно прекрасное утро увидеть гуситские телеги под Мальборком, Хойницами, Тшевом и Гданьском.

— И где это вы про такой ход событий прочитали? — подколол его Конрад. — По звездам?

— Нет, — холодно возразил Освальд фон Лангенройт. — По глазам краковского епископа, Збигнева Олесницкого. Но давайте оставим это, хватит уже о Польше, Литве, обо всем этом диком востоке. Давайте поговорим о наших западных проблемах. О приближающемся соборе. О делах веры католической… Herrgott! [890] Господи Боже! ( нем .) Что случилось с вашей птицей? Обезумела? Чуть окно не разбила. Почему вы не закрываете клетку?

— Это свободная пташка, — серьезно ответил епископ Конрад. — Делает что захочет. Некоторые темы для нее скучны. Тогда улетает.

Подковы буланого коня цокали по каменному двору, звонкое эхо колотилось между стенами епископской резиденции. Наклонившись в седле, Дуца фон Пак тянула поводья в сторону, поворачивала коня, как в танце, вынуждала его выбивать дробь копытами. При этом она не спускала заинтересованного взгляда со Стенолаза, поспешно идущего в сторону ворот. Стенолаз заметил ее, на взгляд не ответил. Он был зол.

— Сердит, — покивал головой Ульрик фон Пак, хозяин Клемпини. — Злой, как собака. Обозлен, видать.

— Обозлен, — подтвердил Кучера фон Гунт. — Еще как обозлен.

— Все ему рассказали, — мрачно заявил Гайн фон Чирне, командир вроцлавских наемников. — Не успел спросить, а вы уже все рассказываете. О розыске этого Белявы, о доносах… Все следствие ему раскрыли. Но, кажется, что он вам не нравится.

— Да так оно и есть. — Кучера сплюнул на каменный порог, растер плевок сапогом. — Не люблю сукиного сына. Но мне епископ приказал. А иметь врагом Грелленорта я не хочу. Вы бы тоже не захотели, поверьте мне.

— Верим. — Ульрик Пак легонько вздрогнул. — Слово чести, верим.

— Этот Белява мне ни брат, ни сват, — сказал Кучера таким тоном, будто оправдывался. — Прокляли его, значит, крышка ему, его дни сочтены. А с того, что я ему сказал, Грелленорту будет немного пользы, он не добьется большего, чем мы. Мы же две недели тому совсем случайно напали на след Белявы, так же и ратушные. Совсем случайно. Неизвестно, что он во Вроцлаве искал и что замышлял, где скрывался, каких и сколько имел сообщников…

— Грелленорт — чародей, — мрачно заявил Гайн фон Чирне. — Черной магией добьется того, чего вы не смогли.

По двору снова застучали копыта, Дуца фон Пак пустила коня диким галопом. Идущий по двору монах францисканец прижался к стене, паж в епископской расцветке заскочил за колонну, едва успел заскочить писарь, роняя и рассыпая охапку документов. Чирне и Гунт молча смотрели. Они кое-что знали о девушке, знали причину, которая привела Ульрика фон Пака во Вроцлав. Дуца, прелестная девушка с зелено-голубыми глазами и губками ангела, в Клемпине убила копьем двух бродяг и сельского придурка, без какого-либо повода, чем вызвала справедливый гнев клемпинского плебана. Рыцарь Ульрик прибыл к епископу с прошением, чтобы тот соблаговолил утихомирить попика, поносящего с амвона всю фамилию Паков.

Гайн фон Чирне кашлянул.

— Круто берет, — сказал он, — ваша дочь, господин Ульрик. В седле, я имею в виду.

— Сына Бог не дал, — ответил Ульрик Пак, будто бы оправдываясь. — Иногда я думаю, что, может, оно и к лучшему. Говорят, что природа поддерживает равновесие. Был бы сын, то, наверное, вязал бы крючком.

— Первым делом, — доложил лазутчик, переминая в руках шапку, — взялся его милость господин Грелленорт расспрашивать уважаемого господина Кучеру. Использовал магию, к тому же двоякую. Во-первых, чтобы проверить правдивость сказанного. Во-вторых, чтобы напугать. Но господин фон Гунт напугать себя не дал. Что он господину Грелленорту сказал, то сказал, но было видно, что недоволен господин Грелленорт и что злой.

— Он всегда злой, — скривился епископ Конрад, хорошо отхлебнув из бокала. — Говори дальше, Крейцарек.

— Потом, — шпик облизал губы, — побежал господин Грелленорт к ратуше, расспрашивал городскую стражу. А потом на Тумский Остров вернулся, ко Святому Кресту, расспрашивать клириков о праведном Отто Беессе, но не узнал ничего, кроме того, что каноник в первое воскресенье поста уехал в Рогов и тамочки сидит. Был также господин Грелленорт в доме «У золотого кубка», расспрашивал людей господина Эйзенрейха… Якобы ему Рейнмар Белява спас раненого пасынка…

— Это я знаю. Ты рассказывай о том, чего я не знаю.

— На следующий день пан Грелленорт навестил самого вельможного господина Эйзенрейха. Разговаривали они долго… О чем не знаю, невозможно было подкрасться настолько близко. Но хорошо было слышно, как очень громко кричали друг на друга.

— Ха! — прыснул епископ. — Если ты это слышал, то, значит, подкрался ты очень близко. Будь осторожен. Биркарт не глуп, догадается, что я приказал следить за ним. Ты знаешь, что он некромант. Если накроет тебя, можешь попрощаться с жизнью. И четырнадцать Святых Заступников тебе не помогут.

— Я тоже не лыком шит. — Лазутчик выпрямил свою никчемную фигуру, демонстрируя профессиональную гордость. — Не со вчера слежкой занимаюсь и магией тоже воспользоваться могу. Ваша милость хорошо знает…

— Знаю. — Епископ смерил лазутчика взглядом. — Еще бы. Я даже должен был бы тебя за твое чародейство сжечь, но сжалился. Но в городе с магией будь осторожен, поймают тебя на чарах — сожгут или утопят. Не смогу защитить, ибо как же мне защищать такого? Чародейство — это нарушение законов Божьих и человеческих. А ты ведь даже не являешься человеческим существом.