Александр Афанасьев - Однажды в Америке

И дом мой, мой временный дом, не так уж и плох, как это может показаться.

Я останавливаю машину, не доезжая до дома, и осматриваюсь… у меня как у домовладельца есть пароль к системе наблюдения дома, ко всем его камерам – изображение с любой из них может быть выведено на смартфон. И мне не нравится вон тот черный «БМВ», припаркованный впереди, хотя это не машина спецслужб. Ни один агент не будет ездить на такой тачке, разве только тот, которого зовут Бонд. Джеймс Бонд. Но Джеймса Бонда не существует, а вот бюджетные ограничения – да, они существуют.

Я переключаюсь с камеры на камеру и почти сразу вижу ее. Она сидит в холле, закинув ногу на ногу, как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». А похожа она… да, она похожа на Кристин Донлон, которая гениально сыграла актрису и законченную шлюху в «Фем Фаталь».

А вот ЦРУ, похоже, хочет сделать шлюхой меня. Это просто – достаточно один раз согласиться, и они не отстанут.

С…а.

Ладно. Как говорили в одном фильме – карты хреновые, но надо играть тем, что лежит на столе.

Бэзил на входе подмигивает мне.

– Вас тут дама ждет.

– Это не дама, – со вздохом отвечаю я.

– А кто?

– Это федеральный агент…

Бэзил закатывает глаза.

– Машину поставь, пожалуйста…

Есть два типа женщин. Шлюхи и шлюхи. Но некоторые из них умеют притворяться, что они не такие. А некоторые нет.

Алана умела. Хотя бы потому, что она знала грань между вульгарностью и соблазнением. И не доводила игру до конца.

– Привет.

– Привет, – отозвался я.

– Мы можем поговорить?

– Вообще-то я устал…

…

– Ладно, пошли…

Мы поднимаемся наверх. Молча. У мужчины и женщины, которые переспали, возникают какие-то особые отношения. Им есть о чем молчать.

Проходим по коридору. Я открываю дверь, мельком замечая, что квартиру не вскрывали. Или вскрывали, но все поставили обратно.

– Заходи.

Алана проходит. С интересом осматривается. Это типично женское – любая женщина, попав в дом незнакомого мужчины, автоматически примеряет на себя роль хозяйки, даже сама того не желая.

Это инстинктивное.

– Что тебе смешать?

– Просто воды, пожалуйста.

– В Кабуле спиртного не достать, не так ли.

Алана усмехается у меня за спиной, я слышу это, как слышу и ее легкие, почти неслышные шаги.

– Неплохо.

– Для холостяка имеешь в виду?

– Вообще неплохо.

– Ошибаешься, плохо.

– А что же тогда неплохо, по-твоему?

– Сказать?

– Ну?

– Дом в пригороде. Трое детей и семейный минивэн. Поиск жилья в районе с лучшими школами.

– Это, по-твоему, хорошо?

– Да, хорошо.

– Но ты выбрал другое.

– Это я не выбрал. Выбрали за меня.

Я ставлю на барную стойку воду со льдом, два больших бокала.

– Да, я слышала, у тебя были проблемы.

– Это не проблемы.

…

– Когда у отца забирают сына и отдают в однополую семью, это по-другому называется. Что вам от меня надо?

Алана подходит и берет бокал. У нее ярко-красные ногти.

– Вообще-то, мы интересуемся не тобой. А твоим партнером.

– А именно?

– Для начала расскажи мне о нем.

– Это допрос?

– Нет.

– Тогда задавай вопросы. Я буду отвечать, если захочу.

– Твой партнер…

– Бизнес-партнер.

– Бизнес-партнер. Ты никогда не сомневался в его адекватности?

– Он был нормальным человеком. Адекватным и вменяемым. Дурку вы ему не пришьете.

Алана игнорирует мою явную враждебность.

– Он когда-нибудь ругал федеральное правительство.

– Да.

…

– И я тоже ругал. Ты что, не видишь, что вокруг делается?

…

– Экономика висит на соплях. Мы больше не лучшие, нас обошли, и у нас мало что есть предложить миру. Налоги такие, что проще не работать, правительство, вместо того чтобы заботиться о своих избирателях, занимается черт-те чем. Мы постоянно вляпываемся в какое-то дерьмо по всему миру, и у нас не хватает ума или чего-то еще, чтобы тратить деньги на школы в Джорджии, а не на школы в Кабуле. Это говорят все, и я в том числе.

– Но не все переходят к действиям.

– Каким действиям?

– Этого я не могу тебе сказать.

– В таком случае я ничем не могу вам помочь.

Разговор прерывается на полуслове, звенит телефон. Мелодия незнакомая – значит, не мой звонит.

– Извини.

Алана отходит в другой конец холла, а я думаю. Американцы – великие мастера предъявлять обвинения. Но обычно за этим что-то стоит.

Что?

Разговор быстро закончился. Алана положила трубку, посмотрела на меня.

– У нас проблемы в Рочестере. Мы следили за домом твоей бывшей жены, но кто-то вызвал полицию, а потом приехала конгрессвумен и закатила скандал. Конгрессвумен Ди Белла от Нью-Йорка. Это ты устроил?

Я издевательски поклонился. Алана закусила губу.

– Зачем?

– Интересный вопрос. Ты знаешь, в подвале моего дома есть распределительный щиток, там написано – не влезай, убьет. У меня на визитках должно быть написано то же самое, но я не пишу из скромности. Не влезай – убьет.

На самом деле там было написано несколько другое – смерть или серьезные травмы могут последовать, если вы… и так далее. Но в России – я это помнил – писали намного проще и доступнее…

Понятнее.

– Мы бы хотели тебя нанять, – сказала Алана.

– В качестве кого?

– Скажем, независимого подрядчика, работающего на правительство. Выплаты небольшие, но не облагаются подоходным налогом.

– Ты не поняла. Что я должен буду делать?

– Видишь ли, у нас есть подозрение, что твой партнер по бизнесу – часть глубоко законспирированной сети белых супрематистов [47]в армии США. И что эти люди готовят государственный переворот.

Я покачал головой:

– Я мимо.

– Ты не хочешь помочь своей стране?

– Я не хочу лезть в это дерьмо. Здесь не может быть никакого государственного переворота, поверь мне. Потому что я знаю, как выглядят страны, где он может быть. Все это какие-то разборки и не более того.

– Мы бы тоже были рады так думать. Но факты говорят об обратном. И да… мы можем помочь с отменой restricted order. Подумай об этом.

Алана поставила бокал на столик и пошла к двери. Я окликнул ее:

– Эй!

…

– Разве ты пришла не для того, чтобы остаться?

Она отрицательно качнула головой.

– Хорошего понемногу. Не переедай. И знай – ты поимел меня, но если ты сделаешь глупость, я поимею тебя. Пока.

Два часа ночи.

Здесь не центр города, здесь спальный район, нет никаких дискотек и ночных клубов и потому все спят. Кроме меня.

Два часа ночи. Сна – ни в одном глазу.

В таких случаях надо делать моральный выбор. В том, что Боб мог влезть в такое, я не сомневался – мог. И надо было делать выбор между долгом гражданина и дружбой. Проблема в том, что сейчас само понятие «мораль» извращено до предела. Например, в Испании почти одновременно запретили стрелять по мишеням, изображающим человека, и разрешили гомосексуальные браки. Мораль тут сложно постичь. Получается, стрелять по рисунку человека аморально, а долбиться в очко морально, так, что ли?