Вероника Рот - Знак [litres]

– Знаешь, что тебя подвело? – продолжила я, игнорируя ее словоизлияния. – Во-первых, ты выдала Узула моему брату, прекрасно осознавая, чем все закончится. Отчаявшиеся люди не способны на такие просчитанные ходы.

– Ты… – попыталась вставить Има, но я ее перебила.

– Во-вторых, именно ты предупредила меня о готовящейся казни невиновного человека. Ты сообразила, что я не смогу остаться в стороне.

– Сначала ты говоришь о родных, которых я потеряла, а теперь обвиняешь меня в том, что я выдала собственную сестру? – Има поджала губы. – И где смысл?

– В-третьих, этот ваш стук. Почему вы с Текой к нему привязаны? Обычный ритм, ничего особенного, если честно.

Има отвела взгляд.

– Ты – заговорщица, – подвела я итог. – Поэтому ты находишься рядом с моим братом после всего, что он с тобой сотворил. Ты знаешь: месть близка.

Има встала, прошла к окну. Длинные полы ее халата струились как шлейф. Долгое время стояла молча и неподвижно – как белая колонна в лунном свете, после чего постучала большим и указательными пальцами по стеклу. Один удар, три и снова один.

Один-три-один.

– Это своего рода послание, – вымолвила Има, не оборачиваясь. – Однажды мы с сестрой придумали песенку о судьбах рода Ноавеков. Зосита часто пела ее своей дочке. «Первое дитя рода Ноавеков падет от руки одного из детей Керезетовых», – хрипло промурлыкала Има, раскачиваясь и продолжая отстукивать ритм. – Один-три-один, один-три-один…

Ее движения напоминали танец.

– Когда мне требуется собрать волю в кулак, я вспоминаю нашу детскую песенку. Я мысленно повторяю ее и отстукиваю ритм.

Так вот какой ритм выбивали ее пальцы по перилам, когда она наблюдала за казнью сестры! А еще она отстукивала его на ужине с моим братом, якобы поглаживая Ризека по колену.

– И что теперь? – Има оглянулась на меня. – Ты явилась, чтобы шантажировать? Или выторговать себе свободу в обмен на мою жизнь? Чего тебе надо?

– Признаюсь, что я восхищена твоим упорным нежеланием оставить притворство. Ты сдала мужа…

– Узул страдал от тошнодури, – оборвала меня Има. – Некоторые методы лечения нарушали его религиозные принципы. Он принес себя в жертву. Уверяю, я была против, но благодаря его альтруизму, – боюсь, ты и понятия ни о чем таком не имеешь, – я получила возможность вплотную подобраться к Ризеку.

Тени моего токодара заплясали, подчиняясь всплеску эмоций.

– Вижу, ты редко общаешься с заговорщиками! Ты ведь не в курсе, что они спасли мне жизнь, да? И я уже некоторое время сотрудничаю с ними.

– Врешь, – невыразительным голосом выдавила Има, уставившись на меня.

– Понятия не имею, что тебе наговорил Ризек, оправдывая необходимость искромсать мою физиономию, но ты, надеюсь, ему не поверила? Я помогла заговорщикам проникнуть в наше поместье, чтобы убить моего брата. План провалился, но я прикрыла их отход. В результате меня арестовали. Твоя племянница Тека была среди них в тот момент.

Има наморщила лоб, на котором резко обозначились морщины. Они появились на ее коже не из-за возраста, она была еще достаточно молода, но от горя.

Я узнала цену ее неизменной улыбки. Маска. Всего лишь маска.

– О моей истинной роли мало кто может сказать, – вздохнула Има. – Только Зосита да Тека. А теперь – одна Тека. Моя миссия приближается к концу, мы не можем позволить, чтобы меня раскрыли. Контакты сведены к минимуму.

Я встала рядом с Имой. Токотечение сделалось алым.

– Завтра заговорщики выступают против Ризека, – произнесла я. – Прежде чем он казнит Ориэву Бенезит, я вызову его на дуэль. Ризек не посмеет отказаться.

– Что?! – вскрикнула она. – Завтра?

Я кивнула. Издав короткий смешок, Има обняла себя за плечи обеими руками.

– Глупая девчонка. Разве тебе удастся сразиться с Ризеком на арене? У тебя действительно примитивное мышление, Кайра. Убийца – и ничего более.

– Нет. У меня есть план. И ты мне поможешь, – я открыла сумку, порылась в пакете и вытащила флакон. – Ты должна вылить содержимое в успокоительный напиток Ризека. Полагаю, ты будешь рядом с моим братом?

– Почему ты считаешь, что Ризек будет пить успокоительное? – Има перевела взгляд на флакон.

– Он всегда его пьет перед тем, как кого-то убить. Боится не справиться с тошнотой.

Има фыркнула.

– Думай о характере Ризека что хочешь, мне безразлично, – продолжила я. – Но он пил успокоительное в тот день, когда приказал вырезать мой лоскут кожи на потеху публике, и он будет пить его завтра, в преддверии казни Ориэвы Бенезит. Вылей содержимое пузырька в его стакан, Има! Если я проиграю, тебе это ничем не будет грозить, у Ризека нет причин тебя подозревать. Но если ты выполнишь мою просьбу и мой план воплотится в жизнь, мне даже не нужно будет прикасаться к Ризеку, а ты отомстишь, не выходя за него замуж.

Има взяла флакон и недоверчиво осмотрела его. Он был надежно запечатан воском, который Акос взял у меня: таким воском я запечатывала конверты, следуя примеру моих покойных родителей.

– Ладно, – сказала Има.

– Спасибо. Надеюсь, ты будешь осторожна. Нельзя, чтобы ты попалась.

– Не будь наивной, Кайра. Я тщательно взвешиваю каждое слово и каждый взгляд с тех пор, как ты еще под стол пешком ходила. Кстати, не рассчитывай на прощение. Его не будет, по крайней мере, от меня.

– Я не настолько благородна. Уверяю тебя, это всего-навсего вопрос мести.

Има ухмыльнулась моему отражению в стекле.

Покинув ее дом, я поспешила назад. Хотелось вернуться в убежище, пока заговорщики не проснулись.

Кайра шла впереди. Ее лицо скрывалось под глубоким капюшоном, защищающим ее от чужих взглядов. Тени прятались под тяжелым длинным плащом.

Она приближалась к амфитеатру, на арене которого недавно едва не рассталась с жизнью. Однако спина девушки оставалась прямой, словно она не направлялась туда, где ее недавно пытались искромсать ножом.

У высоких двойных дверей, ведущих на арену, уже стоял взвод шотетов. Слухи, собранные Сови, знавшей, по выражению Йорека, «всех и каждого», гласили, что сегодня солдат будут награждать за богатую добычу, собранную во время Побывки. Акос ума не мог приложить, что ценного надо было притащить, дабы заслужить подобную честь, но его это особо и не интересовало. В любом случае речь шла о хитрости Ризека, пожелавшего собрать огромную толпу, которая будет наблюдать за казнью Ориэвы Бенезит.

Массивные створки распахнулись. Акоса оглушил рев толпы. Он прищурился от ярких солнечных лучей и попытался рассмотреть трибуны, забитые шотетами.

Казалось, что здесь собрался весь Воа, хотя на самом деле – примерно пятая часть. Остальные наверняка включили свои экраны (казнь должны были транслировать в прямом эфире), если они, конечно, дали себе труд что-то смотреть.