Айя Сафина - Падальщики. Непогасшая надежда [СИ]

Все гораздо проще. Нет никаких союзов между мной и Генералитетом. Нет никакого сговора. Даже нет попыток занять кресло Полковника. Есть только бесконечный страх перед беспросветным будущим, который сносит меня, как ураган, с протоптанной дорожки солдата.

Но все же Полковник чертовски прав насчет меня. Я — борец. Я — мечтатель. Просто мне претит сама мысль о том, что вся эта тюрьма вокруг нас: бетонные стены, стальные двери, арматурные укрепления, холодные слабо освещенные коридоры, похожие на бесконечные туннели в ад — и есть наше будущее. Я хочу вернуться на поверхность. Хочу снова оказаться живой. Хочу завоевать еще один шанс на жизнь, полную свободы и удовольствия. Обещаю, теперь я его не профукаю! Я буду трепетно относиться к природе и ухаживать за своим домом. Мне бы только найти способ, как отвоевать этот шанс.

— Тебе родители рассказывали про жизнь до Вспышки? — спросила я.

Калеб кивает.

— Да, много чего.

— Неужели, ты не хочешь все это вернуть?

Калеб молчит. Его брови нахмурились, а взгляд наполнился грустью.

— Наверное, — он медлит, подбирая слова, — я не хочу этого желать, потому что понимаю, что это маловероятно. Не вижу смысла лишний раз обманывать себя надеждами.

Я понимаю его. Он из тех людей, которые не хотят травмировать себя еще больше, потому что уже находятся на грани.

Я дотронулась до его протеза. Металлические пальцы сжали мою ладонь. Крепко. Прямо как в тот день, когда он тащил меня вдоль коридоров прочь от смерти. Разве что тогда его ладонь была мягкой и теплой.

Да, он уже многое пережил, и скорее всего, рухнувшие надежды разбили его сильнее, чем меня. Мы оба потеряли с ним все. Разница лишь в том, что там он потерял и меня.

— Какого черта ты пристаешь к моему парню?

Жужу показалась в проходе.

— Если хочешь испробовать его бионическое чудо, плати!

Мы смеемся и расцепляем руки.

Жужу входит в комнату и спотыкается.

— Да ты надралась! — засмеялась я.

Я люблю наблюдать за пьяной Бриджит, она такая нелепая в эти моменты.

Бриджит с грохотом опускается на кровать рядом с Калебом. Он нежно обнимает ее и целует в висок.

— Вылечилась? — спрашивает он.

— Ребята, я вас так люблю!

— Ясно.

— Ты случайно не знаешь, который час? — спрашивает она у Калеба.

— Знаю.

— Спасибо.

И с этими словами Бриджит засыпает прямо на плече Калеба. Да, она именно вот такая нелепая.

— Вечеринка не скоро закончится. Спите у меня, — предлагаю я.

Калеб кивает. Я же взяла планшет и оставила их вдвоем. Они частенько спят у меня, когда в сержантской казарме устраивают балаган. Я же в это время сижу в общем рекреационном блоке, в котором жители проводят время после работы. Это огромный зал со множеством скамеек, столов, телевизоров, даже бильярдные столы есть и дартс. Он закрывается в десять — когда звучит тот же адский звонок, заставляющий сердце упасть в пятки, но вечером он означает отбой. Меня никто не трогает, я могу сидеть тут до ночи, потому что Големы слишком трусливы, чтобы сделать замечание командиру Падальщиков. Тем более когда этот командир служит подстилкой Триггера. Говорю ж, я умею пользоваться слухами.

По дороге до зоны отдыха между блоками я прохожу мимо центра слежения за внешними границами и слышу хохот ребят.

— Вон того! Вон того давай!

— Аха-ха-ха! Прямо в глаз ему попал!

— О, смотри! Он еще жив! Пытается найти свой глаз на ощупь!

— Аха-ха! Вот же безмозглый уродец!

Я зашла в отсек и увидела двух парней, оставшихся на ночное дежурство в центре слежения номер шесть. Это — небольшая комната, завешанная мониторами, демонстрирующими изображения с сотен видеокамер, установленных на участке пограничной территории базы. Отсюда же можно управлять бесшумными турелями, стреляющими на дальность до пятисот метров. Таких центров у нас порядка трех десятков насчитывается, каждый отвечает за свой пограничный участок. Двое Назгулов лет двадцати развлекались тем, что решетили одного из зараженных, забредшего в пограничную зону.

— Какого черта вы оба тут делаете? — тут же взорвалась я.

Парни, увидев меня, тут же вскочили с мест.

— Здравия желаем, командир! — отчеканили они хором и отдали честь.

Несмотря на то, что они солдаты отдельного подразделения, которым руководит Полковник Трухина, уважение старших по званию — для всех единая система, и для них я тоже командир, просто мой приказ они выполнять не будут.

— Я задала вам вопрос! — сказала я.

Парни переглядываются.

— Следим за чистотой периметра, командир! — ответил один.

Я снова смотрю на экран, где зараженная — а по одежде она похожа на женщину — с выбитым пулевым снарядом глазом продолжала принюхиваться к запахам в ночи.

— Зачистка территории производится за час до выхода с базы отрядов специального назначения! Покажи мне расписание, рядовой!

Парень неохотно разворачивается и снимает со стены планшет. Я резко вырываю его из рук и демонстративно тыкаю по экрану.

— Что-то я не вижу здесь ни одну запись о какой-либо миссии наружу!

Я знаю, что они понимают мой спектакль, потому что мои характерные шрамы разнесли известность обо мне по всей базе. Вкупе с прозвищем. Они знают, кто я такая и без командирских нашивок.

— Командир, но они же всего лишь зараженные, — неуверенно произнес второй.

Я взглянула на обоих. Я понимаю, что они хотят этим сказать: они просто веселятся, и это — общепринятая форма веселья — охотиться на зараженных из турелей и снайперских винтовок, выбивать очки попадания. Наши тоже участвуют в подобных играх: десятка за попадание в голову, пятерка за каждую конечность. И я не в силах побороть это безумие толпы. Может, я и готова нести ответственность за внешний мир, если получу шанс вернуться туда, но остальные до сих пор пребывали в какой-то варварской эпохе, где правит дубинка.

— Как твое имя, рядовой? — спросила я у второго.

— Рядовой Гербер, командир! — молодец, хоть слова красиво отстукивать умеет.

— Скажи, Гербер, ты потерял кого-нибудь там во внешнем мире?

Рядовой мнется. Потому что я знаю, что потерял. Называйте это интуицией или просто умелым расчетом.

— Да, командир. Моя мать погибла от рук зом…инфицированных, командир!

— То есть вполне вероятно, она стала одной из зараженных.

Командир смотрит на меня непонимающими глазами. Ну конечно! Куда уж солдафону самому додумывать мысли!

— Вот когда твой напарник в следующий раз захочет пострелять из турели, подумай, что там снаружи где-то бродит твоя мать.

Оба замерли.

— Проявите уважение к мертвым, — закончила я.

И вышла из центра слежения. Я остановилась сбоку от дверей. Сердце бешено колотилось то ли от ярости, то ли от обиды на мир. А может, Фунчоза прав, и я стала переходить на сторону врага? Потому что я все чаще испытываю к ним сострадание вместо злости, даже несмотря на то, что они убили родителей. Убили Томаса.