Джек Вэнс - Избранные произведения. Том II

Я прибыл в Серафим глубокой ночью, спрятал свой корабль в безлюдной местности и добежал, ориентируясь благодаря лунному свету, до местного космопорта. И действительно — там, на взлетной площадке, стоял звездолет «Крич»!

Короче говоря, я перестрелял пиратов и увел «Крич» обратно в пространство Ойкумены. По пути к Ванну меня осенила удачная мысль. Предыдущий владелец «Крича» погиб. По существу, после того, как пираты оказались за пределами Ойкумены, право собственности никому не принадлежало. Захватив похищенный пиратами звездолет, я становился его новым владельцем, причем, будучи гражданским лицом, не обязан был передавать корабль агентам МСБР. Звездолет мне понравился — в нем все хорошо работало, это было надежное, профессионально оборудованное судно. И я нарек его «Гликкой».

Вернувшись в Ванн, я отчитался перед коммодором Вистельродом и сообщил о моем решении оставаться в бессрочном отпуске. Он не был доволен потерей агента, но пожелал мне всего наилучшего. Я набрал команду и сразу занялся перевозкой грузов.

Перед тем, как я смог снова посетить Трейвен, прошло три года. Отец мой погиб, когда его яхта перевернулась на озере. Погоревав о нем несколько дней, моя пустоголовая мать упорхнула в компании человека, которого моя тетка и мой двоюродный брат называли лишенным всякого здравого смысла авантюристом, вскружившим матери голову романтическими бреднями. Никто не знал, куда отправились этот авантюрист и моя дражайшая родительница.

Большой дом в холмах Телемани продали, теперь в нем жили чужие люди. Сложилась безрадостная ситуация, но у нее был один аспект, внушавший какой-то оптимизм. Хорошо понимая импульсивный темперамент моей матери, отец вложил свои финансовые активы в доверительный фонд, из которого мать могла ежегодно получать достаточное, но не слишком щедрое содержание — мудрая предосторожность, несомненно вызывавшая раздражение ее новоиспеченного любовника.

Отцовская небольшая парусная яхта перевернулась на озере в погожий тихий день. Даже если я не любил отца, я уважал его; обстоятельства его смерти казались мне более чем подозрительными.

Я поговорил с теткой и с кузеном — о человеке, с которым сбежала моя мать, они знали очень мало. Мать привела его в дом моей тетки только однажды, на полчаса. Он представился как «Лой Тремэйн» и выглядел значительно моложе матери. Она явно его обожала и вела себя, как помешанная от любви девчонка, причем Тремэйн даже не скрывал, что нисколько не разделял ее привязанность.

Он не понравился моим родственникам, хотя и тетка, и двоюродный брат признавали, что Тремэйн располагал к себе и что он, по-видимому, умел в какой-то степени гипнотизировать окружающих. У Тремэйна были густые, черные, коротко подстриженные волосы, облегавшие голову наподобие шлема. Глаза его, черные и пронзительные, были посажены близко к горбатому носу. По общему мнению моей родни, лицо Тремэйна выражало самовлюбленную решительность — пожалуй, даже жестокость. И кузен, и тетка заметили у него на шее, между кадыком и нижней челюстью, маленькую татуировку характерного черно-лилового оттенка: крест внутри двух концентрических окружностей.

Тремэйн мало говорил и отвечал на вопросы односложно. Только тогда, когда его спросили, на какой планете он вырос, он стал красноречив и многословен — расхаживая взад и вперед и размахивая руками, он волновался и употреблял напыщенные выражения. Тем не менее, он не предоставил почти никакой фактической информации. «Это далекий мир, — говорил он. — Его наименование ничего вам не скажет; по сути дела, оно известно только самым разборчивым и обеспеченным туристам, которым позволяют там оставаться лишь несколько недель — несмотря на их нежелание покидать эту планету! Но мы не можем расслабляться, деньги для нас ничего не значат. Наш мир нуждается в защите, его волшебная безмятежность неповторима — мы не можем допустить, чтобы его оскверняли вульгарные толпы!»

Моя мать с гордостью упростила эти заявления: «Лой говорит, что это самый чудесный мир во всей Ойкумене — настолько чудесный, что каждый, кто там побывал, не может туда не возвращаться. Мне не терпится повидать эту прекрасную планету!»

По словам моей тетки, сразу после этого Тремэйн поднялся на ноги и сказал матери: «Нам пора идти». Уже через несколько секунд они ушли.

Я навел справки в банке. Мне сказали, что за несколько месяцев до моего приезда моя мать явилась в банк в компании мрачноватого субъекта. Она заявила, что намерена путешествовать, и требовала, чтобы ей предоставили доступ к доверительному фонду — мать хотела сразу получить все деньги, содержавшиеся на ее счету. Работники банка решительно отказали в удовлетворении ее запроса, что вызвало ряд резких замечаний со стороны угрюмого субъекта. Недовольство постороннего лица не вызвало у банковских служащих никакого беспокойства: они выдали моей матери пачку купонов с проставленными на них датами — по этим купонам она могла получать наличные в любом региональном банке в начале каждого года, выполнив некоторые формальности, связанные с удостоверением ее личности. Купоны эти подлежали дальнейшей пересылке в трейвенский банк, а сумма, выданная наличными, должна была перечисляться на счет банка, выдавшего деньги. Мать возмущалась сложностью и обременительностью такого процесса; ей объяснили, что только таким образом можно было обеспечить выплату наличных денег именно ей, а не какому-нибудь ловкому проходимцу, и что поэтому ей не пристало жаловаться.

Я поинтересовался, производилась ли оплата по какому-либо из купонов, но такие платежные требования еще никто не предъявлял. Банковские служащие не имели ни малейшего представления о том, где могла находиться моя мать.

В космопорте я пытался выяснить, когда именно Лой Тремэйн прибыл на Морлок, когда он улетел с моей матерью, и куда они улетели. Мне не удалось ничего узнать.

В трюмах «Гликки» находился груз, ожидавший срочной доставки. Я больше не мог задерживаться и покинул Морлок.

Через некоторое время «Гликка» приземлилась на планете Сансевер. Я отправился в университет Этны, чтобы проконсультироваться с доктором Тессингом, знаменитым знатоком социальной антропологии. Я описал ему внешность Тремэйна настолько подробно, насколько позволяли полученные мной сведения, и упомянул о том, что, по словам Тремэйна, он родился и вырос в самом прекрасном из ойкуменических миров, откуда никто не улетал, не тоскуя о возвращении.

Я спросил Тессинга: может ли он определить, о каком именно мире говорил Тремэйн? Тессинг считал, что, скорее всего, найдет ответ на мой вопрос. Он ввел полученные данные в компьютер, просмотрел результаты анализа и сказал: «Задача относительно проста. Интересующий вас субъект и мир, который он расхваливал, отличаются характерными признаками; их сочетание свидетельствует о том, что этот субъект — фляут, а его планета — Флютер, знаменитый чарующими пейзажами». Тессинг заметил также, что фляуты одержимы своей планетой и в обычных обстоятельствах редко ее покидают.