Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

«Сию минуту!» — Дильдаль дал указания поваренку, а тот побежал в сарай. Поваренок прибежал быстрее, чем убегал: «Хозяин, сарай взломали! Дверь висит на одной петле, а лошади пропали!»

«Как так? — воскликнул Харбиг. — Я не ослышался? У вас украли моего Нибо, победителя знаменитых скачек? За него я с легкостью мог получить сотню — даже две сотни золотых!»

Потрясенный Дуссель схватился за сердце: «Мой племенной жеребец из Марокко! Я отдал за него сто золотых крон — но не продал бы и за триста!»

Харбиг сурово повернулся к трактирщику: «Дильдаль, ваши шутки зашли слишком далеко! Немедленно подайте наших коней — или возместите их стоимость, а стоили они немало. Таких коней днем с огнем не сыскать! За Нибо с вас причитаются двести золотых крон».

Дюссель заявил, что понес еще большую потерю: «Если вы надеетесь уладить эту катастрофу без дальнейших осложнений, отсчитайте немедленно двести пятьдесят золотых крон».

Сначала Дильдаль не мог найти слов, затем стал протестовать: «Названные вами цифры не имеют никакого отношения к реальности! Я мог бы купить лучшего жеребца на Хайбрасе за одну золотую крону!»

«О-хо-хо! Чем наши кони хуже твоей рыбы? Выкладывай сейчас же четыреста пятьдесят золотых!»

«Вы сошли с ума! Никто не станет выполнять такое требование, — пожал плечами трактирщик. — Убирайтесь — или я позову конюхов, и вас хорошенько взгреют, а потом простудят в озерной водице!»

«Выгляни на дорогу, Дильдаль, — спокойно посоветовал Харбиг. — Рядом устроили лагерь двадцать вооруженных всадников из армии Эйласа, короля Ульфляндии. Возмести стоимость похищенных лошадей — или приготовься болтать ногами на королевской виселице».

Подбежав к двери, Дильдаль выглянул наружу; его нижняя губа отвисла — действительно, неподалеку устроились лагерем солдаты. Медленно вернувшись к Харбигу, трактирщик спросил: «Что тут делает отряд королевской армии?»

«Прежде всего, они обязаны нападать на ска и очистить от них окрестности озера Кийверн. Во-вторых, им приказали сжечь плетеную клеть в виде ворона и освободить пленников друидов. В-третьих, им поручено расследовать справедливость слухов об ограблении постояльцев трактира «Рога Кернууна» и повесить его хозяина, если эти слухи подтвердятся».

Дуссель строго сказал: «Повторяю: уплатите за наших коней, или мы позовем на помощь людей короля!»

«Но у меня нет таких денег! — скорчился Дильдаль. — Вот, я верну ваши флорины — этого должно быть достаточно».

«Еще чего! Этого недостаточно! Теперь весь твой постоялый двор переходит в нашу собственность — на том же основании, на каком ты требовал предоставить в залог наших коней! Какова задолженность — таково и возмещение. Дуссель, наконец сбылись твои мечты! Отныне ты — владелец и жилец прекрасной загородной гостиницы! Прежде всего следует конфисковать все содержимое кассового ящика и золото из сейфа Дильдаля».

«Нет, только не это! — закричал Дильдаль. — Не отдам золото, ни за что не отдам!»

Дуссель игнорировал любые возражения: «Дильдаль, проведи меня к сейфу. После этого убирайся отсюда, и не задерживайся. Одежду, что на тебе, можешь не снимать».

Дильдаль не мог смириться с судьбой: «Это немыслимо! Такого не может быть!»

Харбиг недоуменно поднял брови: «Не мог же ты надеяться, что тебе позволят грабить постояльцев до скончания века?»

«Это ошибка! Ваши обвинения бездоказательны, я обращусь в королевский суд!»

«Будь благодарен, что ты имеешь дело с нами, а не с сержантом взвода, ночевавшего у дороги, — отозвался Харбиг. — Он уже выбрал дерево и приготовил веревку».

«Странное совпадение! — прорычал Дильдаль. — Вы подозрительно много знаете об этом отряде и полученных им приказах».

«Я капитан этого отряда, — пояснил Харбиг. А Дуссель, да будет тебе известно, служил шеф-поваром в Джехонделе, при дворе старого короля Такса. Но Гаке скончался, и услуги Дусселя больше не требуются, а он всегда надеялся содержать придорожную гостиницу. Дуссель, я ничего не напутал?»

«Все совершенно верно! — подтвердил Дуссель. — А теперь, Дильдаль, проведи меня к сейфу и сматывай удочки».

Дильдаль мучительно застонал: «Сжальтесь! У моей супруги больные ноги, она не может ходить — вены опутали ее лодыжки лиловой паутиной! Куда я ее понесу? Или ей придется ползти на четвереньках в пыли?»

Повернувшись к Дусселю, Харбиг сказал: «У меня возникло впечатление, что Дильдаль неплохо управляется на кухне, причем рыба у него действительно получается. Кроме того, он может мыть посуду. Почему бы вам не нанять его помощником? А его супруга тоже может оказаться полезной — чтобы доить коров, сбивать масло и делать сыр, выкапывать репу, морковь и лук, а также пропалывать грядки, не нужно стоять. Все это можно делать сидя или опустившись на колени. Пусть подданные превозносят милосердие короля Эйласа!»

«Что скажешь, Дильдаль? — без особого энтузиазма спросил Дус-сель. — Я мог бы взять тебя на работу, если ты поклянешься неукоснительно выполнять все мои указания, никогда не жаловаться и не отлынивать?»

Дильдаль зажмурил глаза и сжал кулаки: «Что еще мне остается?»

«Очень хорошо. Прежде всего, укажи местонахождение своего — точнее говоря, моего — сейфа».

«Он под каменной плитой в моей гостиной».

«Да, насчет моей — моей! — гостиной. Ты должен немедленно переселиться в самую дешевую комнату. После этого тебе надлежит надраить пол в трактире — да так, чтобы каждая доска сияла, как только что распиленная! Чтобы в «Приозерной» гостинице не было ни пятнышка ни на полу, ни на стенах, ни на мебели! Сюда будут приезжать на отдых самые знатные и состоятельные горожане Ксунжа!»

У перекрестка Твиттена, что в Тантревальском лесу, три раза в год проводились ярмарки — торговцы и покупатели, люди и полулюди, собирались на эти ярмарки со всех концов Старейших островов; каждый покупатель надеялся найти какой-нибудь чудесный амулет или эликсир, приносящий удачу или здоровье, а каждый торговец, как все торговцы, надеялся пополнить свой кошелек менее чудесным образом.

Первая и последняя из этих так называемых «Ярмарок Гоблинов» приходились, соответственно, на весеннее и осеннее равноденствие. Вторая, летняя ярмарка, начиналась вечером того дня, который друиды называли «Пиньяль ан-Хааг», эльфы и феи Тантревальского леса праздновали как «День летнего перемирия», а летописцы ска величали «сольтра нурре» на языке первобытной Норвегии; в этот вечер начинался лунный год, а точнее — ночь первого новолуния после летнего солнцестояния. По неизвестным причинам, именно эта ночь знаменовалась необычным влиянием пробужденных к сознательной жизни явлений, окольными путями оказывающих воздействие на побуждения и поступки. Странникам, застигнутым этой ночью на пустынных горных тропах, казалось, что они слышат эхо перекликающихся голосов или далекий топот бешено несущихся лошадей.