Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

Шрю и капитан приблизились, окунувшись в смердящее тухлятиной облако, окружавшее тварь. Чернокнижник заметил, что на пельгране надеты очки с закопченными стеклами, — все его собратья ненавидели дневные полеты.

— Чего ты хочешь? — требовательно спросил капитан Шиолко. Чуть подумав, он прибавил: — Если нагадишь на ограждение или палубу, я тебя прикончу.

Пельгран улыбнулся так мерзко, как умели улыбаться только его соплеменники.

— Твой маг знает, что нам нужно.

— У меня закончились поисковые кристаллы, — сказал Шрю. — Что случилось с учеником Фосельма?

— Он стал слишком… амбициозным, — проскрипел пельгран. — Такое рано или поздно происходит со всеми учениками. Фосельму пришлось… его… наказать. Но не уходи от темы, чернокнижник. Отдай нос.

Что-то в словах пельграна заставило Шрю и Дерве Корим рассмеяться. Многие пассажиры и матросы решили, что они сошли с ума.

— Передай Красному и его марионетке Фосельму, что представление с иллюзорными Пурпурными, увы, провалилось, — заявил Шрю. Он кивком указал на молчаливого высокого монаха у кормового ограждения. По крайней мере, Меривольт сумел развернуть архдоцента Уэ так, чтобы черная вуаль под капюшоном была обращена в сторону пельграна. — Мы знаем, как на самом деле закончилась битва в Надмирье.

Пельгран изобразил скучающий вид.

— Так ты отдашь мне нос или Фосельму придется забирать его силой?

Шрю вздохнул.

— Позволь-ка я тебе кое-что покажу, мой друг, — проговорил он негромко. — Юный Шиолко — Арвин, — ты не мог бы дать мне вон тот лишний натяжной блок? Да, положи его на палубу передо мной. Спасибо. Ты внимательно следишь за мной, пельгран?

Огромные желтые глаза твари смотрели куда угодно, только не на лежащий на палубе громоздкий натяжной блок с намотанной на него веревкой. Пельгран омерзительно облизнулся, уставился на пассажиров и спросил:

— А тут у вас что, вроде как вечеринка в честь дня рождения? Вы наняли деревенского колдуна? Старикашка сейчас продемонстрирует, что у него ничего нет в рукавах, а потом сделает так, что большой нехороший блок возьмет и исчезнет? Это произведет на одного из Красных Элементалей, коих во Вселенной лишь семнадцать, просто неизгладимое впечатление!

Шрю улыбнулся и щелкнул пальцами.

Тяжелый блок исчез.

Пельгран закричал от страха и боли. Когтистыми лапами и миниатюрными пальчиками рукокрыльев он вцепился в свой живот.

— Я подумал, что ты голоден, — сказал Шрю. — Я знаю, что Фосельм и хозяин Фосельма пользуются твоими глазами и ушами. Да будет им известно, что если кто-то попытается отнять у меня нос Ульфэнта Бандерооза, я отправлю его в другое место — куда менее доступное, чем твое мерзкое брюхо, пельгран.

Продолжая вопить, тварь взлетела и, даже в воздухе корчась от боли, прокричала:

— Я еще поужинаю вами, смертные!

Он рванулся к Шрю, но в самый последний момент вильнул в сторону и, схватив когтистыми лапами Вильву, молодую жену преподобного Цепреса, тяжело полетел на юг, издавая визгливые и пронзительные вопли, к которым присоединились крики женщины.

— Быстро! — воскликнул Шрю, указывая застывшим сыновьям Шиолко на пневматическую гарпунную пушку.

Мирмазонок тормошить не пришлось. Пельгран едва успел отлететь на тридцать ярдов, как шесть арбалетных болтов вонзились твари в плечи, спину и волосатую грудную клетку, — воительницы старались не попасть в женщину, висевшую в его когтях. Мирмазонки мгновенно перезарядили оружие, и Дерве Корим подняла руку, готовясь отдать приказ для второго залпа.

— Нет! — крикнул Шрю. — Если тварь умрет, то отпустит Вильву.

Он махнул сыновьям Шиолко, чтобы те выстрелили из пушки; его губы в это время произносили заклинание, а пальцы словно играли на трехрядном капитанском пианино.

Поток сжатого воздуха направил гарпун с неимоверной точностью прямо в широкую грудь пельграна. Брызнул желтый ихор. Вопль твари перешел в ультразвук.

— Скорее! — закричал Шрю и бросился на помощь матросам, которые начали выбирать металлический трос.

— Я брошу ее! — заорал разъяренный пельгран. — Отпустите меня — или, клянусь всеми Высшими богами, которым вы поклоняетесь, я оторву ей башку и брошу прямо сейчас!

— Брось ее — и умрешь! — крикнул Шрю, продолжая подтягивать пельграна к борту. Шесть мирмазонок держали его голову на прицеле. — Верни ее в целости и сохранности, и у тебя будет шанс выжить, — продолжил чернокнижник. — Я отпущу тебя, даю слово.

Пельгран завопил от досады и боли. Его вытащили на борт, словно огромную пернатую рыбу странной формы, смердящую падалью, и тварь начала бить крыльями, корчиться и реветь, пятная палубу желто-зеленым ихором. Но Вильва оказалась свободна, и преподобный Цепрес обнял ее, плачущую, но живую.

— Ты обещал, что отпустишь меня! — заорал пельгран.

— Обещал, — сказал Шрю и кивнул Дерве Корим, которая тотчас же, взмахнув своим самым длинным и острым мечом, разрубила волосатое туловище существа, — размерами оно превосходило Меривольта, которому пришлось поспешно отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под дергающееся жало, — и половина задергалась на палубе, все еще пронзенная длинным зазубренным гарпуном. Шрю опять небрежно шевельнул пальцами, и вторая половина, вопя, кувыркнулась за борт, словно ее выбросила огромная невидимая рука. Тварь пролетела тысячу футов, извергая вопли, проклятия и ихор, и лишь потом сообразила, что у нее все еще есть крылья.

Ночь была длинная, но Шрю и Дерве Корим не сомкнули глаз. Тучи сгустились, и к полуночи «Мечта Стересы» оказалась окружена таким густым туманом, что сыновья капитана убрали почти все паруса и небесный галеон еле-еле двигался. Держась поблизости от стоявшего за штурвалом Шиолко, озаренного мерцающим светом лампы нактоуза, Шрю и предводительница мирмазонок едва могли разглядеть фонари на грот-мачте, превратившиеся в тусклые и далекие пятна. Единственным звуком, раздававшимся на корабле, — если не считать выкрикивание времени одним из сыновей Шиолко каждые четверть часа — было тихое «кап-кап-кап» возле каждой мачты и реи. Но за бортом все громче слышалось хлопанье кожистых крыльев, потому что десять пельгранов сужали круг.

— Думаешь, они попытаются проникнуть на борт этой ночью? — шепотом спросила Дерве Корим. Шрю с интересом подумал, что в ее голосе звучит лишь сдержанное любопытство, без намека на страх или тревогу. Ее шесть мирмазонок, завернувшись в одеяла, спали на влажной палубе — крепко, словно дети. Но, в отличие от детей, они могли проснуться по тревоге в любой момент, готовые ко всему. Шрю задался вопросом: каково это — перековать себя и позабыть о том, что такое страх?

Он сказал: