Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

Теперь следовало только ждать.

Отправившиеся с поручениями гонцы Кияма Хадано-сан и Мано-сан должны были пройти через долину Одавара вверх по течению реки Сукумо, где, пройдя через поселки Юмото, Хатадзюку, они оказывались в первом пункте назначения, храме Соун, где должны были передать послание даймё настоятелю храма. Далее их пути расходились в разные стороны, и почтенный Хадано-сан должен был, миновав чайный домик в горах, что у озера Надзунано, выйти на прямую дорогу к монастырю Хаконэ, куда следовало доставить второе письмо. Путь же более молодого и выносливого воина Мано-сан лежал от деревни Юмото через поселки Тоносава, Мияносита, Сококура, Кига, Миягино, он должен был перебраться через горную вершину Нагао, и затем спуститься уже вниз к реке Кисэгава, и двигаться вдоль ее течения к городу Нумадзу. Этот путь считался окольным, им редко пользовались знатные самураи и тем более путешествующие в паланкинах господа, впрочем, и разбойники не любили эту дорогу, так как ею пользовались одни только лесорубы. А с лесорубов что взять?

Поэтому еще в поселке Юмото, по предварительной договоренности со старостой, Мано-сан должен был оставить свой паланкин, переодеться в одежду, больше подходящую мещанину или торговцу, и в сопровождении своих носильщиков и самураев отправиться в пеший путь.

Впрочем, до расставания было еще далеко, и пока друзья вполне могли натешиться разговорами.

На закате первого дня пути гонцы Кияма и их носильщики могли наблюдать странную картину: двое всадников в черных одеждах без гербов, растянув рыболовную сеть, ловили в поле отчаянно улепетывающего от них мальца. При этом ребенок так орал, что его крик, собственно, и привлек двух соскучившихся от монотонного топанья носильщиков самураев.

— Как вы думаете, уважаемый Хадано-сан, — попытался привлечь внимание попутчика из своего паланкина Мано-сан, служивший у Кияма главным специалистом по общению с крестьянами из деревень, расположенных в долине Одавара, диалект и обычаи которых он знал в совершенстве, — во что такое играют эти люди? — Он показал в сторону догоняющих мальчика черных самураев. — Клянусь сандалиями Девы Марии, я был бы не прочь погоняться вот так же с ними.

— Ваша правда, любезный Мано-сан, — усмехнулся его приятель, шестидесятилетний смотритель внутренних покоев князя, — размяться было бы в самый раз. Тем не менее мне кажется, что эта потеха только для этих господ, и они не согласились бы уступить вам одну из своих лошадей, чтобы вы могли проявить свою сноровку. Да и после долгого сидения на одном месте, мне кажется, катание в седле — весьма сомнительное удовольствие для вашего геморроя.

— Как жаль. — Мано-сан пропустил упоминание о своем раннем геморрое.

Меж тем наездники все же словили парня и, набросив на него сверху сеть, быстро замотали ее, после чего поволокли за собой.

— Мне думается, что это вовсе никакая не игра, — неожиданно пришел к выводу Мано-сан. — Я думаю, самураи местного даймё просто поймали за городом воришку и теперь тащат его на суд.

— Тогда хорошо, что мы не встряли. Просто небесные покровители заступились, за шиворот схватили и не пущали. Так ведь, не ровен час, можно и опозориться. — Хадано-сан захихикал. — Предложить местным стражникам поиграть с ними. Хе-хе, а игра-то — поимка беглого преступника.

Таинственные стражники с орущим и бесполезно упирающимся мальчиком прошли недалеко от гонцов Кияма, когда Хадано-сан снова высунул голову из паланкина и помахал рукой Мано-сан, привлекая его внимание.

— Вы заметили, уважаемый Мано-сан, — затараторил он, едва только перехватив вопросительный взгляд своего спутника. — Они ходят во всем черном, должно быть, и день и ночь в черном! Под палящим-то солнцем! Однако…

— А вы обратили внимание, что на кимоно этих стражников, или кто они на самом деле, нет гербов?!

— Вот как? — Старый Хадано-сан почесал длинную, подстриженную на китайский манер бороду. — Ну и зоркие же у вас глаза, уважемый Мано-сан.

Они обсуждали еще около получаса возможные причины, по которым одетые в одинаковые форменные кимоно самураи не имели никаких знаков своих хозяев, после чего их дороги разошлись. — Хадано-сан поехал к монастырю Хаконэ, а переодевшийся в одежду мещанина и завернув голову тряпкой Мано-сан и его люди отправились в нелегкий путь по окружной дороге к городу Нумадзу.

Опасаясь навредить Фудзико и детям, Ал объявил, что возвращается с Гендзико в замок, велев жене временно оставаться в деревне. К слову, в деревне она была вынуждена жить как раз из-за Ала, которому по долгу службы приходилось следить за работой по строительству порта в Иокогаме и одновременно с тем помогая англичанам вести торговлю в Японии. Великое дело, если разобраться, и весьма прибыльное.

В 1611 году британская Ост-Индская компания отправила в Японию судно «Клоув», целью которого было установление торговых сношений между двумя странами. Оказавшись в Японии в 1613 году, они первым делом потребовали встречи с легендарным Алексом Глюком и, заручившись его поддержкой, получили патент, разрешающий торговлю на всей территории Японии. Это сотрудничество оказалось обоюдно выгодным и принесло Алу славу, почести и немалые барыши.

Великобритания получила от Такугавы разрешение организации английской фактории под управлением Ричарда Кокса, Ал же приобрел неограниченный доступ во все английские укрепления, склады, мог совать свой нос в судовые журналы и бухгалтерские ведомости. Он контролировал англичан, мешая им обирать японцев, и одновременно с тем был гарантом соблюдения мирных торговых соглашений.

Впрочем, надо отдать должное Кияма, ведь это он взял с собой в Японию реальный учебник по истории и мог подсказать Алу мудрые решения, при помощи которых тот мог выказать себя перед Токугава-сан незаменимым советником и одновременно не нарушить хрупкое равновесие истории. На последнем особенно настаивал орден «Хэби» — орден «Змеи», с которым Ал не собирался вступать в споры и разногласия.

Последнее, что должен был передать для него Кияма, была дата смерти великого сегуна и покровителя Ала. К сожалению, авантюрно ворвавшись в Японию, Ал не сподобился узнать об этом из энциклопедий и теперь пожинал плоды собственной недальновидности.