Джордж Оруэлл - Избранные произведения в одном томе

Гордон заметил вывеску муниципальной библиотеки, мелькнула мысль: этот младенец, а что он, собственно, сейчас такое? Что там, у Розмари в утробе? Можно, наверно, выяснить в специальной медицинской литературе. Он вошел.

В отделе выдачи книг за барьером восседала недавно кончившая университет блеклая, крайне неприятная особа в очках. Насчет всех посетителей (по крайней мере мужского пола) у нее имелось твердое подозрение: ищут порнографию. Сверлящий взгляд сквозь холодные круглые стеклышки мгновенно разоблачал тайные умыслы развратника. И никакие ухищрения не помогали скрыть порок, ведь даже толковый словарь можно листать, отыскивая эти самые словечки…

Поглощенному своими проблемами Гордону было не до подозрений библиотекарши.

— Будьте добры, есть что-нибудь по гинекологии?

— По какой теме, повторите? — победно сверкнули стеклышки очков (еще один любитель гнусностей!).

— Ну, что-нибудь по акушерству. Внутриутробное развитие и прочее.

— Такого рода литература выдается только специалистам, — ледяным тоном отрезала многомудрая дева.

— Простите, мне очень важно посмотреть.

— Вы студент-медик?

— Нет.

— Тогда я совершенно не понимаю причин интересоваться этим разделом медицины.

«Вот зараза!» — чертыхнулся про себя Гордон. Но робости, что прежде непременно сковала бы в подобном случае, не ощутил, терпеливо настаивая:

— Видите ли, в чем дело: мы с женой собираемся завести ребенка, а знаний о беременности маловато. Надеемся, научные руководства что-то подскажут.

Дева не поверила (этот непрезентабельный субъект — молодожен?), однако при исполнении служебных функций редко удавалось отшить публику, разве что очень юную. Так что в итоге все-таки пришлось сопроводить клиента к столику и выложить перед ним пару увесистых коричневых томов. Хотя лучи бдительной оптики из-за барьера продолжали неустанно сверлить затылок Гордона.

Он наугад раскрыл верхний том — джунгли убористого текста, густо испещренного латынью. Ни черта не понять. Где тут иллюстрации? Между прочим, сколько уже: месяца полтора, побольше? Ага, рисунок.

Девятинедельный плод неприятно поразил уродством. В профиль свернулась какая-то жалкость, с малюсеньким тельцем под огромной купольной головой, посреди которой лишь крошечная кнопка уха. Поджатые паучьи ножки, бескостная тонюсенькая ручка прикрыла (и, надо полагать, правильно сделала) лицо. Нечто невзрачно-странное и все-таки уже карикатурно похожее на человечка. Гордону раньше эмбрионы представлялись вроде разбухшей лягушачьей икры. Хотя, наверно, еще совсем небольшой? Так, «рост тридцать миллиметров». Размером со сливу.

А если раньше? Он полистал назад, нашел рисунок шестинедельного зародыша. Ух, просто жуть! Ну почему начало и конец у человека физически столь безобразны? Человеческое здесь еще не проступило — что-то дохленькое, голова повисла вялым пузырем, даже лица нет, одна черточка-морщинка, намечающая то ли глаз, то ли рот, и вместо рук пока коротенькие ласты. «Рост пятнадцать миллиметров», с лесной орех.

Задумавшись, он долго просидел над этими рисунками. Подробности уродства давали особую реальность тому, что вдруг образовалось внутри Розмари. Случайно, по неосторожности зачатый и вспухший уже со сливу комочек плоти, чье дальнейшее существование зависит сейчас от него, Гордона. И ведь растет комочек уже какой-то собственной, отдельной жизнью. Скроешься тут, улизнешь?

Надо решать. Гордон вернул книги очкастой гидре и медленно пошел к выходу, но внезапно, даже не осознав зачем, резко свернул в общий читальный зал. У длинных столов, как обычно, дремала масса всякой с утра набивавшейся бездомной или неприкаянной шушеры. Один стол был целиком отдан периодическим изданиям для женщин. Взяв первое лежавшее у края, Гордон присел в сторонке и раскрыл.

Американский журнал из тех, что адресуются домохозяйкам, содержал главным образом рекламу, а также несколько душещипательных историй, где воспевались те же прелести. Какие! Глянцевый калейдоскоп белья, косметики, шелковых чулок, ювелирных гарнитуров; страница за страницей: помада, кружевные трусики, лосьон, консервы, пилюли для похудания — мир денег во всей красе. Панорама дикости, жадности, распущенности, пошлого снобизма и слабоумия.

Сюда его хотят загнать? Здесь ему светит счастье? Листая чуть медленнее, он пробегал глазами подписи под картинками: «Нет обаяния без улыбки, нет улыбки без зубной пасты ДОЛЛИ» — «…не стоит, детка, гробить жизнь на кухне; просто открой банку, и твой обед готов!» — «…вы еще позволяете мозолям угнетать вашу личность?» — «Сверхупругие матрасы ВОЛШЕБНЫЙ СОН» — «АЛКОЛАЙЗ мигом укрощает бурю в желудке!» — «Всякий назавтра сможет цитировать Данте, приобретя всемирно знаменитый Карманный КУЛЬТСЛОВАРЬ».

Дерьмо чертово!

Разумеется, печатное изделие американцев, лидеров во всех видах безобразия, будь то мороженое с содовой, рэкет или теософия. Гордон сходил, принес с того же стола английский журнал — надо надеяться, не столь тупо и агрессивно («Не станет никогда рабом британец!» [252] Строчка из национального гимна. ). Так, поглядим. Так, так.

«Верните талии былую стройность!» — «…у входа в его особняк она подумала: «Ах, милый мальчик, моложе на двадцать лет, свою сверстницу бросил и так безумно влюблен в меня!»» — «Быстрое исцеление от геморроя» — «Дивная нега полотенец МОРСКОЙ БРИЗ» — «…всего неделю наносила этот крем, и на щеках вновь заиграл школьный румянец» — «Красивое белье — это уверенность!» — «ГОТОВЫЙ ХРУСТЯЩИЙ ЗАВТРАК: детишки утром требуют хрустяшек!» — «С плиткой «ВИТОЛАТА» бодрость на целый день!»

Опять вертеться в этом! Быть частью всего вот этого! О боже, боже, боже!

Гордон вышел на улицу. Хуже всего, что выбор сделан, сознание смирилось, давно смирилось; колебания были лишь играми с самим собой. Неодолимо мощная стихия тащит, диктует. Он нашел телефонную будку (успела Розмари вернуться к себе в общежитие?), выудил из кармана монетку — как раз два пенса, сунул в щель, набрал номер.

— Але, слушаю! — недовольно прогнусавил женский голос.

Он нажал кнопку соединения. Жребий брошен.

— Будьте добры, можно поговорить с мисс Ватерлоо?

— А кто звонит-то?

— Скажите ей, это мистер Комсток. Она дома?

— Ну, погодите; схожу, гляну.

Пауза.

— Алло? Гордон, ты?

— Алло, алло, Розмари? Я только хотел сказать тебе, что, в общем, все решил.

— О… — Несколько секунд она молчала, затем слегка дрогнувшим голосом спросила: — Так, и что же?

— Нормально, схожу к ним, наймусь, если возьмут.

— Ой, Гордон, здорово! Ой, как я рада! А ты не сердишься? Не злишься, что это я тебя заставила?