Джордж Оруэлл - Избранные произведения в одном томе

Гостем на свадьбе был один Равелстон (роль второго свидетеля исполнил кроткий беззубый старикан, карауливший возле бюро, вознагражденный парой шиллингов). Джулия не смогла покинуть рабочий пост в кафе. Самим молодоженам удалось задолго, под разными предлогами, отпроситься со службы на денек. За исключением Джулии и Равелстона никто о регистрации не знал. Розмари собиралась еще месяца два поработать, родным же пока ничего не сообщала, чтобы не вынуждать бесчисленных сестер и братьев тратиться на подарки. Воображая некий торжественный ритуал, Гордон вначале хотел даже венчаться в церкви, однако Розмари строго пресекла полет его фантазии.

Уже второй месяц Гордон трудился в «Альбионе». Определили ему недельные четыре фунта десять шиллингов. Как только Розмари уволится, станет, конечно, туговато. Но затеплились надежды на повышение в будущем году. Да и родители Розмари, надо полагать, подкинут деньжат по случаю рождения внука (внучки).

Бывший шеф Гордона, мистер Клу, недавно уволился, место его занял мистер Уорнер, канадец с пятилетним опытом работы в нью-йоркской рекламной фирме. Новый шеф был кипучим энтузиастом; впрочем, довольно симпатичным. Сейчас для них с Гордоном наступило горячее времечко. Покорив страну дезодорантом «Апрельская роса», «Царица гигиены и красоты» замыслила теперь бросить на рынок зубной эликсир, устраняющий запах изо рта. Образ заставил текстовиков изрядно поломать голову и уже почти сложился, когда у руководства «Царицы гигиены» блеснула новая идея — а запах от потных ног? Непаханое поле с широчайшей, гигантской перспективой! Требовался некий убойный слоган, нечто на уровне «чуда ночного голодания»; что-то, вонзавшееся в мозг отравленной стрелой. Три дня мистер Уорнер просидел, мрачно, сосредоточенно уставясь в одну точку, а затем выдал гениальное «По-По». Сокращенное «порный пот», так кратко и так властно — наповал! Узнавшему, что означает «По-По», уже нельзя было взглянуть на эти буквы без виноватой дрожи. Правда, Гордон забеспокоился, не обнаружив в словарях прилагательного «порный», но мистер Уорнер отмахнулся: «Есть — нет, хрен с ним, сожрут!» Ну а «Царица гигиены», естественно, пришла в восторг.

Денег не пожалели. По всей территории Британских островов огромные рекламные щиты теперь мощно вбивали в головы «По-По». Везде лишь жесткая шрифтовая лапидарность:

«По-По»

Как с этим у

ТЕБЯ?

Одна фраза, и никаких картинок, никаких пояснений. К этому времени любой в Англии знал, что такое «По-По». Мистер Уорнер намечал сюжеты, стиль оформления, а Гордон писал конкретные тексты для газет и журналов. Горестные истории, романы в сотню слов о девушках, стареющих без женихов, о безнадежно одиноких холостяках, о страдалицах, не имеющих денег на ежедневную новую пару чулок и потому обреченных увидеть мужа в объятиях «другой женщины». Сочинял Гордон прекрасно, лучше, чем что-либо когда-либо. Мистер Уорнер на каждом совещании хвалил его. В умении писать сжато и выразительно сказались годы упорных трудов Гордона над словом. Так что муки за право стать «писателем» все-таки не пропали даром.

После свадебного завтрака, простившись с Равелстоном, они сели в такси — машину до ресторана брал Равелстон, поэтому решились позволить себе и обратно на авто. Слегка разомлевшие от вина, ехали, любовались в окно солнечным пыльным маем. Голова Розмари лежала на плече Гордона, его рука играла тоненьким обручальным колечком на ее пальце (конечно, позолота, цена пять шиллингов, но вид просто отличный).

— Не забыть снять кольцо завтра перед работой, — напомнила себе Розмари.

— Надо же, впрямь женаты! Все, супруги навек, «пока смерть не разлучит вас».

— Даже страшновато, да?

— Ну, справимся как-нибудь. Заведем свой домик, с колыбелькой, с фикусом.

Он приподнял, поцеловал ее лицо. Сегодня она впервые чуточку и не слишком удачно подкрасилась. Вообще, лица молодоженов на ярком свету юностью не сияли. Милые морщинки у Розмари, борозды на щеках Гордона, ей явно под тридцать, а ему с виду так все тридцать пять.

Но свои три белые волосинки Розмари накануне вырвала.

— Ты меня любишь? — спросил он.

— Обожаю, глупый.

— Похоже, правда. Хотя за что такую облезлую образину?

— Мне нравится.

Они потянулись поцеловаться, но в испуге отпрянули, так как из окна поравнявшегося лимузина на них оскорбленно уставились две сухопарые ехидны.

Квартирка на Эджвер-роуд была довольно милой. Квартал, правда, угрюмый, зато близко от центра и тихо — улочка тупиковая. Этаж последний, из заднего окна вид на строения Пэддингтонского вокзала. Спальня, гостиная, кухонька, ванна (душ), клозет. Двадцать один шиллинг в неделю, без мебели. Уже кое-какая обстановка. Равелстон, чрезвычайно кстати, подарил полный набор посуды. Джулия — некий кошмарный «столик» с ореховой фанеровкой и сколотым краем. Как Гордон умолял ее ничего не покупать! Бедняга Джулия, кошелек ее, конечно, сильно тряхнуло перед Рождеством, к тому же в марте был день рождения тети Энджелы. Но разве могла она не сделать солидный подарок к свадьбе? Бог знает, чего ей стоило выложить тридцать бобов за это столярное диво. Маловато пока белья и столовых приборов, но постепенно, откладывая деньги, подкупят.

Последний лестничный марш они одолели чуть не вприпрыжку. К себе! Десятки вечеров ушли на обустройство. Так интересно было заиметь свое жилье. Ведь даже собственной кровати до сих пор ни у нее, ни у него не бывало; после родительского дома — только съемные меблированные комнатки. Войдя, они неспешно прогулялись по апартаментам, внимательно и восхищенно осматривая всякую деталь. Двойная кровать с розовым стеганым одеялом! В комоде стопки простыней и полотенец! Раздвижной стол, четыре жестких стула, диван, два кресла, книжный шкаф, индийский коврик и так удачно купленное на барахолке медное ведерко для угля! И все свое, каждая тряпка, деревяшка (по крайней мере пока взносы платятся вовремя). Они вошли в кухоньку. Изумительно, все есть: и холодильник, и плита, и столик с эмалированной крышкой, сушилка для посуды, кастрюли, чайник, продуктовая корзинка, даже коробка мыльных хлопьев, даже банка стиральной соды — хоть сейчас начинай хлопотать. Держась за руки, они стали у окна полюбоваться Пэддингтонским вокзалом.

— Ох, милый, что за счастье — у себя! И никаких хозяек!

— А мне больше всего нравится, что мы будем теперь завтракать вместе. Столько знакомы, а ведь никогда вдвоем не завтракали. Представляешь, я сижу, а напротив ты, кофе мне наливаешь?

— Так давай прямо сейчас, а? Я умираю от желания погромыхать этими плошками.

Она сварила кофе и на лаковом подносе (тоже необыкновенно удачная покупка на распродаже) принесла в гостиную. Взяв чашечку, Гордон прошел к окну. Улица далеко внизу расплывалась в солнечном мареве, будто затопленная ласковым золотым морем. Гордон опустил допитую чашку на столик рядом: