Джек Чалкер - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Варнетт? — Скандер вскочил, расплёскивая воду. — Варнетт с вами?

— Да, но никаких фокусов, Скандер, — предупредил Ортега, — Если вы попытаетесь что-нибудь сделать с Варнеттом, я уж о вас позабочусь. — Он повернулся к Бразилу:

— Это касается и тебя, Нат.

— Тут проблем не будет, — устало ответил Бразил. — Я приведу вас в Колодец, покажу то, чего вы так желаете, и даже отвечу на любой вопрос, который вы захотите мне задать, проясню любую неопределённость.

— Это нас устраивает, — заметил Опора, но в голосе его прозвучало предостережение.

Путешествие по Проспекту протекало без приключений, и никто не решался проверить физические способности Ортеги. Все шли туда, куда хотели попасть, и, как сказал улик, у каждого в глубине души был спрятан свой, эгоистический интерес. В продолжение всего пути Бразила грызла печаль, и это чувствовалось, хотя он пытался шутить. Четверо членов его группы держались вместе. Хаин странно поглядывал на Вучжу, но молчал, а Скандер, казалось, примирился с присутствием Варнетта.

И вот, освещённые лучами вечернего солнца, они остановились около Экваториального барьера, невероятно внушительного и казавшегося непреодолимым.

Барьер напоминал полупрозрачную стену, поднимавшуюся так высоко, что она сливалась с тёмно-синим безоблачным небом. На ощупь он был зеркально гладким, несмотря на то что противостоял попыткам многих рас сделать на нём хотя бы отметину, и тянулся от горизонта до горизонта.

Бразил подошёл к стене и обернулся:

— Мы не сможем войти до полуночи, так что устраивайтесь поудобнее.

— Вы имеете в виду двадцать четыре ноль-ноль? — спросила подлинная Вардия.

— Конечно, нет, — усмехнулся Бразил. — Сутки в Мире Колодца составляют примерно двадцать восемь стандартных часов, так что выражение «двадцать четыре ноль-ноль» звучит здесь по крайней мере нелепо. Слово «полночь» в данном случае надо понимать буквально — это половина ночи. Поскольку сутки длятся двадцать восемь часов и триста тридцать четыре тысячных часа и поскольку ось планеты абсолютно вертикальна, световой день составляет четырнадцать целых и сто шестьдесят семь тысячных часа, ночь — ровно столько же. Таким образом, полночь наступает через семь целых и восемьсот тридцать пять десятитысячных часа после захода солнца. Эти цифры были определены расчётным путём, когда сооружался барьер. Марковианские часы значительно отличались от наших, и время могло быть определено с идеальной точностью, — Прекрасно, но как это сумеем определить мы? — поинтересовался Опора. — У нас имеется пара хронометров, но они не могут обеспечить такую точность.

— Не беспокойтесь, — ответил Бразил. — Хаин, поднимитесь повыше по поверхности барьера и наблюдайте за солнцем. Как только оно исчезнет на западе, сообщите нам. Будьте точны — лучше даже ошибиться и продлить светлое время. От этого момента мы отсчитаем по нашим хронометрам семь часов, а затем просто подождём, пока стена не раскроется. В нашем распоряжении будет около двух минут, поэтому все должны действовать быстро. Кто не успеет, останется снаружи.

— А какая внутри атмосфера? — спросил Скандер. — У нас с собой только два герметических скафандра.

— Об этом тоже не беспокойтесь, — ответил Бразил. — Все мы дышим кислородно-азотно-углеродной смесью; в тех или иных пропорциях она принята по обе стороны барьера. Будет определён компромиссный состав, и, если эта смесь временно вызовет у кого-нибудь лёгкое головокружение, никаких проблем это не создаст. Единственная трудность, да и то незначительная, с которой мы можем столкнуться, заключается в том, что время от времени в Колодце возникают отдельные гравитационные импульсы, соответствующие выходящим оттуда силовым линиям. Это может причинить лишь некоторое неудобство.

Его объяснение удовлетворило всех членов экспедиции, и они уселись на гладкую мостовую в ожидании нужного часа.

— Ты и в самом деле — я? — робко спросила Вардия у слелкронианина, который бодрствовал только благодаря маленькому, похожему на лампочку, прибору, укреплённому на макушке. Слелкронианин тщательно обдумал её слова и ответил:

— Мы — это ты, и мы — больше, чем ты. Все твои воспоминания и опыт — здесь, вместе с миллионами слелкрониан. Ты — часть нас, а мы — часть тебя. С помощью регистратора ты превращаешься в часть всеобщего синтеза, переставая быть изолированным обломком, запертым в этом теле.

— На что это похоже? — спросила Вардия.

— Это — конечная стадия, к которой должен стремиться любой, — сказал слелкронианин. — Нет индивидуальности, нет личности, которую можно было бы испортить. Нет ревности, алчности, злобы, зависти и других свойств, вызывающих страдания. Все похожи, все идентичны, все тесно связаны. Поскольку мы — растения, нам требуются лишь вода и солнечный свет, а для дыхания — углекислый газ. Когда приходит время размножения, мы формируем семя и спариваем его с регистратором; оно прорастает, затем раскрывается цветок, который становится точно таким же, как мы. Регистраторы не мыслят и получают пищу из наших тел.

— Но чем вы занимаетесь? — спросила она с любопытством. — Какова цель вашей жизни?

— Всеобщее счастье в стабильном мире, — без запинки ответил слелкронианин. — Мы долго не могли распространить наш синтез. Теперь благодаря этому телу и твоему опыту мы сможем проникнуть в Чилл и размножиться. Мы применим чиллианские приборы для создания синтеза животных и растений. В конце концов мы распространимся на весь Мир Колодца, а с помощью Колодца — на все уголки Вселенной. Вселенная станет единой, и все будут наслаждаться совершенным равенством и счастьем.

Вардия на минуту задумалась.

— А если вам не удастся проделать это с животными?

— Удастся, — уверенно ответил слелкронианин. — Но в непредвиденном случае высший уничтожит низшего в соответствии с законами природы, действующими с незапамятных времён.

«Нет, — подумала Вардия. — Это существо не может быть мною. Или… или может? Ведь моё общество ставит перед собой ту же цель. Именно потому нас клонируют, не потому ли генную инженерию используют для того, чтобы сделать всех людей идентичными, бесполыми, готовыми на все?» В голову ей пришла неожиданная мысль, и она спросила:

— Но что же вы будете делать, когда добьётесь этого всеохватывающего синтеза? Что тогда?

— Тогда воцарятся совершенство, гармония и счастье, — ответил слелкронианин, словно читая литанию. — Настанет райская жизнь, и так будет вечно. Но почему ты об этом спрашиваешь? Разве мы — не ты? Или ты фактически не согласна с предлагаемым синтезом?