Джек Чалкер - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Серж Ортега понял, что остановить Вули может только смерть.

— Антор Трелиг, — четко произнес он. На лице яксы появилось какое-то неприятное выражение.

— Прекрасно. Я отправляюсь домой. Жизнь продолжается. Вы будете получать от меня известия.

С этими словами она повернулась, что было не так-то просто с ее огромными крыльями, и вышла из комнаты.

— Силы небесные! — облегченно вздохнула Вардия. — Кто это? Ортега улыбнулся:

— Та, кого всем следует знать. Когда-нибудь я вам о ней расскажу. А сейчас есть более срочное дело. Мы должны провести этих несчастных через Колодец, а потом поговорить с Советом.

У Совета не существовало своего помещения. Связь поддерживалась с помощью интеркомов; это было сделано и из дипломатических соображений, и из соображений удобства — комнат на всех и так не хватало.

Ортега изложил по порядку все, что произошло в Мире Колодца за последние несколько дней, а в конце добавил:

— Я надеюсь, что каждый из вас сообщит о местопребывании любого нового Пришельца в случае его появления в вашем гексе. И запомните — эти люди хитры, как дьявол.

Подал признаки жизни динамик.

— Ортега! — послышался металлический, монотонный голос. — Это Роберт Л. Финч из Страны.

Ортега знал, что этот гекс населяют роботы, и не мог сдержать усмешку.

— Я и не подозревал, что в Стране существуют имена.

— В Стране тоже имеются Пришельцы, — ответил Финч. — И когда дела складываются столь тревожно, на переговоры посылают личность.

Ортега пропустил все это мимо ушей.

— В чем ваши проблемы, Финч?

— Мавра Чанг. Почему вы оставили ее с латами? Опять собираетесь затеять какую-нибудь гнусную интригу?

Улик глубоко вздохнул.

— Конечно, ее следует пропустить через Колодец, и рано или поздно это будет сделано. Но сейчас она нужна нам в своей истинной форме: такого Пришельца в Мире Колодца больше нет.

Совету подобное заявление не понравилось, но все были вынуждены уступить. Последовали новые вопросы, многословные, зачастую не относящиеся к делу. Тон подавляющего большинства послов выдавал их истинные чувства: «Это — не моя проблема», — и у Ортеги возникло впечатление, что остальные вели себя не слишком честно. Но он просто выполнял свой долг. Совещание закончилось.

В кабинете улика сидела Вардия. Ее народ был уже в курсе всех событий.

Всех, кроме одного.

— Так как же все-таки насчет женщины, Ортега? — спросила Вардия. — Какова истинная причина того, что вы держите ее местопребывание под секретом?

Ортега улыбнулся:

— Под каким секретом, дорогая? Все шестьсот тридцать семь рас, имеющие в Зоне свои посольства, знают, что она находится у лат. Она — единственная приманка, на которую способна клюнуть наша будущая добыча.

— А по-моему, добыче наплевать на вашу приманку! — настаивала Вардия. — Я же прекрасно помню, какое место занимал «квалифицированный космический пилот, находящийся в достаточно хорошей форме, чтобы управлять космическим кораблем», в ваших рассуждениях о военном конфликте!

Ортега поудобнее откинулся назад и уперся всеми шестью ладонями в край стола.

— Грандиозная идея, милая Вардия! — ответил он саркастически. — Спасибо за предложение! Я подумаю!

Если в массивном теле бывшего пирата еще оставалась хоть одна искренняя, правдивая косточка, ее никто не сумел бы отыскать.

Поэтому Вардия сменила тему.

— Думаете, они послушаются — сообщат об этих, так сказать, Пришельцах?

Ортега нахмурился.

— Некоторые — наверняка. Например, латы, кроммиане, диллиане, чиллиане. Большинство же — нет. Они либо постараются о них забыть, то есть совершат ошибку, в которой до конца жизни будут раскаиваться, либо объединятся с ними. Стоит любому алчному, честолюбивому правительству подыграть такой дряни, как Трелиг, — и вот вам зародыш будущей войны, о которой я говорил: альянс, пилот космического корабля и ученый, который сумеет собрать все разрозненные куски воедино. — Повернувшись лицом к чиллианину, улик добавил:

— Что же касается Мавры Чанг, то с ее помощью мы можем хоть как-то контролировать ситуацию. Пропускать ее через Колодец просто опасно — это дело само по себе становится чертовски горячим, не следует подливать масла в огонь.

Он открыл глаза и на мгновение пришел в замешательство. Все вокруг казалось ему странным, не правдоподобным, и прошло какое-то время, прежде чем он вспомнил, что произошло.

Окунувшись во мрак стены, он испытал странное ощущение: будто кто-то заключил его в объятия — нежные, волнующие; такого с ним еще не случалось. Он видел бездумные, ленивые сны, которые не запомнил, но твердо знал, что все они касались его самого.

«Я же должен превратиться в кого-то другого, — вспомнил он. — Преобразиться в одно из этих фантастических созданий вроде человека-змеи или мыслящего растения». То обстоятельство, что ему суждено стать кем-то иным, его не трогало; однако от того, кем он стал, зависели его планы на будущее.

С его зрением произошло что-то странное, но он довольно быстро сообразил, в чем дело. Во-первых, невероятно усилилась острота восприятия: все обрело необычайно четкие очертания, и он мог с точностью до десятых долей миллиметра определять расстояние до любого предмета. Во-вторых, краски стали более яркими, контрасты между различными оттенками одного и того же цвета и между светлыми и темными тонами стали намного заметнее. Однако все это было не столь уж важно.

Внезапно он понял, в чем состояло главное отличие. «Я вижу два изображения!» — подумал он. Его глаза действительно смотрели в разные стороны, причем поле зрения каждого из них было равно почти восьмидесяти градусам; периферическое зрение позволяло видеть то, что творилось за спиной. Но прямо перед ним была мертвая зона — слепое пятно. И тут, чтобы избежать ошибки, приходилось подключать разум.

Внезапно он почувствовал какое-то движение справа от себя, и его правый глаз рефлекторно сместился, чтобы выяснить, что это такое. Над его головой, словно маленькая птичка, вилось какое-то насекомое — очень крупное, величиной с кулак. Только тут до него дошло, что его глаза функционируют независимо друг от друга.

Он постарался направить взгляд, насколько это оказалось возможным, перед собой и обнаружил, что у него не лицо, а морда с большим, выдающимся вперед ртом. Затем ощутил, что удобно, почти естественно, стоит на всех четырех конечностях.

Он поднес к правому глазу свою руку. Это была странная рука — человеческая и нечеловеческая одновременно. Пять очень длинных перепончатых пальцев заканчивались маленькими присосками, внутри которых проходили папиллярные линии. А кожа напоминала подмороженный светло-зеленый огурец с разбросанными там и сям черными и коричневыми пятнами гниения.