Теодор Старджон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Да, но… Как вы догадались?

Он покачал головой, потом обхватил ее руками.

— Не знаю. Честное слово — не знаю. Я сам жил в этом доме, когда был ребенком. Но я не могу сказать, откуда мне известно, что и вы тоже там жили. В этом доме есть нечто… — Профессор потер лоб. — Мне казалось, что вы могли бы помочь…

Она подняла голову и посмотрела на него. Профессор был человеком деликатного сложения и блестящего ума, но он выглядел усталым и быстро старел, и девушка сочувственно дотронулась до его рукава.

— Мне бы очень хотелось помочь, — сказала она искренне. — Честное слово хотелось бы.

— Спасибо вам, дитя мое.

— Быть может, если вы расскажете мне больше…

— Я попробую, но… дело в том, что часть моих воспоминаний может показаться вам… очень и очень неприглядной. К тому же, все это было очень давно, теперь я многое забыл, а остальное видится мне, как сквозь туман. И все же…

— Продолжайте, прошу вас.

— Я помню, — почти прошептал он. — Помню вещи, которые случились как бы очень давно, но которые непременно должны найти свой отзвук в настоящем. И недавние события я тоже помню как бы двояко. Одно из воспоминаний — отчетливое и ясное, другое — старое и расплывчатое. И так же неясно, смутно, я помню то, что происходит сейчас и то, что только будет происходить.

— Я… не понимаю.

— Мисс Симе… Помните ее? Вчера она погибла в этой самой аудитории.

— Да, помню. Она сидела прямо позади меня, — кивнула мисс Пэтчелл.

— Я знаю это! Больше того, я знал и то, что должно с ней случиться. Для меня это знание было как полустертое, смутное, давнее воспоминание — вот что я имел в виду. Я не знаю, мог ли я что-нибудь сделать, чтобы предотвратить этот несчастный случай. Скорее всего — нет, и все же я продолжаю чувствовать себя так, словно она оступилась и упала потому, что я что-то с ней сделал.

— О, нет!..

Профессор чуть тронул руку девушки, без слов благодаря ее за участие, потом жалко улыбнулся.

— Подобное случалось и раньше, — сказал он. — Много, много, много раз. Когда я был сначала мальчиком, а затем — подростком, меня просто преследовали несчастные случаи. Нет, я вовсе не был сорванцом, напротив, я рос тихим и застенчивым ребенком. Я не был особенно силен и подвижен, а книги всегда нравились мне больше бейсбола. И тем не менее мне довелось стать очевидцем доброй дюжины жестоких и, если можно так выразиться, бессмысленных смертей автомобильных аварий, утоплений, падений с большой высоты, и других случаев… — (тут его голос невольно задрожал) — о которых я не стану упоминать. Кроме этого я был свидетелем множества менее серьезных случаев — на моих глазах люди получали переломы, ножевые ранения и другие увечья. И каждый раз — как и вчера — мне начинало казаться, что это — моя вина, и я… я…

— Не надо, — негромко сказала она. — Прошу вас, не казните себя. Ведь вы были далеко, когда Элен Симе упала.

— В том-то и дело, что я всегда был далеко… достаточно далеко. Но для меня это ровным счетом ничего не значило. Во всяком случае, я продолжал ощущать свою вину. Видите ли, мисс Пэтчелл…

— Кэтрин…

— Да, благодарю вас. Так вот, Кэтрин, существует группа людей, которую работники страховых компаний называют «предрасположенными к несчастным случаям». Безусловно, большинство таких людей попадает в неприятные ситуации исключительно по своей собственной неосторожности или беспечности, или же благодаря каким-то особенностям их психики, которая побуждает таких людей бросать обществу сознательный или бессознательный вызов, чтобы любым способом привлечь к себе внимание. Но есть люди, которые просто присутствуют при разного рода происшествиях, ни в коей мере не участвуя в них. Это, простите за пышное сравнение, своеобразные катализаторы смерти, и я, похоже, один из них…

— Тогда почему же вы ощущаете себя виноватым?

— Я… — Он неожиданно замолчал и посмотрел на нее. У девушки было доброе, нежное лицо, в глазах светилось неподдельное сострадание, и он решился. — Я рассказал вам достаточно много, — промолвил профессор, пожимая плечами. — Вряд ли остальное покажется вам еще более невероятным; вреда от этого, во всяком случае, не будет.

— Обещаю, что бы вы мне ни сказали, вам это не повредит! — сказала она решительно.

Профессор снова улыбнулся ей, на этот раз — в знак признательности, потом опять помрачнел.

— Все эти ужасы — гибель людей, увечья, кровь… Когда-то давно это казалось мне… забавным, занимательным. Должно быть, когда я был ребенком, почти младенцем, кто-то или что-то научило меня подстраивать подобные происшествия и получать удовольствие от смертей и страданий других людей. Я помню… почти помню, когда это прекратилось. У меня была игрушка, у меня была…

Джереми моргнул. Он так долго смотрел на тоненькую, как волосок, трещину в потолке, что от напряжения у него заболели глаза.

— Что это ты делаешь? — спросило чудовище.

— Грежу, — ответил Джереми. — Я стал взрослым, и сижу в большой и пустой аудитории с девушкой, у которой блестящие каштановые волосы. Ее зовут Кэтрин.

— А о чем вы говорите?

— О тех смешных видениях, которые у меня бывают. Только…

— Только — что?

— Не такие уж они смешные. Чудовище быстро подбежало к нему и легко вскочило на грудь.

— Пора спать, Джереми. Пора спать. Я хочу…

— Нет, — твердо сказал мальчик, прикрывая горло обеими руками. — Пока достаточно. Подожди, пока я досмотрю эту грезу.

— А что бы ты хотел увидеть?

— Не знаю. Пока не знаю. Мне кажется, в этом сне наяву есть что-то…

— Давай лучше повеселимся, — предложило чудовище. — Ведь это та самая девушка. Та, которую ты можешь изменять, верно?

— Да.

— Ну так давай, действуй! Пусть у нее исчезнут ноздри. Приделай ей хобот, как у слона. Или бороду. Или — что хочешь. У тебя получится!..

Джереми коротко усмехнулся, потом сказал:

— Не хочу.

— Ну, давай, давай же! Вот увидишь, как весело будет…!

— …Игрушка, — повторил профессор. — То есть, не совсем. Мне кажется, эта штука могла говорить. О, если бы я только мог вспомнить!

— Не напрягайтесь так. Быть может, если вы не будете стараться специально, все придет само!.. — воскликнула девушка импульсивно хватая его за руку. Продолжайте, прошу вас.

— Это было что-то… мягкое и не очень большое, — произнес он, запинаясь. — Я что-то не…

— Гладкое? — спросила девушка наугад.

— Нет, оно было такое меховое, пушистое… Пушистое'. Постойте-постойте, я, кажется, начинаю вспоминать! Я звал его Пуззи. Эта штука действительно была очень похожа на плюшевого мишку, только она умела разговаривать. Ну конечно! Она была живая!

— Быть может, это была не игрушка, а какое-то домашнее животное?