Олег Дивов - Русский фронтир [антология]

Все оказались в сборе: оба экипажа, хмурый Акопов, сосредоточенный Чернецкий, четверо спецназовцев – трое рядовых и немолодой сержант, полковник Газин и капитан Петровичев. Обступили трехмерную карту пещеры-«хранилища» и тыкали пальцами, что-то согласовывая.

Мне никто особо не обрадовался. Как всегда. Правда, капитан против обыкновения пожал руку и даже выдавил нечто вроде кривой улыбки… Поднялся и ушел в сторону каньона вертолет спасателей. Полковник начал говорить – и осекся. Он глядел через мое плечо, и выражение лица у него было сложное.

Со стороны города к нам шел Тунгус.

Великий вождь, облаченный в парадную расписную тогу, смотрелся беззаботным, словно на прогулку собрался. И никаких признаков болезненного состояния. Рослый пятидесятилетний красавец, запрограммированный природой на долгую счастливую жизнь.

Земляне изобразили приветственные жесты, кому какие положено, а мы с полковником, обозначив взгляд в глаза вождю, сунули в рот по зубочистке: говори с нами, о, великий, мы внимаем.

– Давно хотел полетать, – сказал великий. – Самое время.

Полковник нервно прожевал зубочистку и чуть не проглотил ее.

– Давайте говорить, как принято у вас, – разрешил вождь. – Нет времени для церемоний. А ты молчи. И ты тоже.

Он указал на Петровичева и Акопова. Экипажи и солдат вождь просто не рассматривал, да те и не рвались в собеседники.

– Господин великий вождь, разрешите обратиться к товарищу полковнику? – ляпнул Петровичев, взяв под козырек.

Господин великий вождь гавкнул на капитана так, что тот едва не упал.

Местный смех это гулкое уханье, похожее на собачий лай; в исполнении Тунгуса тянуло примерно на сенбернара. Я чуть не оглох.

Не знаю, что уж там напереводил вождю транслятор, может, с титулами намудрил, или сама ситуация его рассмешила.

– Иди, лезь на свою вышку, – разрешил вождь. – Начальник тебя отпускает.

Поднял руку Чернецкий, но спросить ничего не успел.

– Останется этот, – вождь ткнул в одного из спецназовцев, на вид самого молодого.

Зашел внутрь карты и начал осматриваться.

Капсула лежала, привалившись боком к куче обломков неясного происхождения, до того заросших пылью и грязью, что даже форму их установить толком не получилось. Тем более разведка теперь очень берегла свои дроны.

– Вот же воришки, – произнес вождь задумчиво, почти ласково. – Жаль, не хватит времени… Не так все надо делать, конечно… Но как-нибудь потом вы придумаете способ обездвижить этих тварей или распугать. И тогда мы в их хозяйстве покопаемся.

– Всех перетравим, – заверил полковник.

– Травить не надо, – сказал вождь строго. – У себя дома трави… Кто идет со мной к этой штуке?

Чернецкий толкнул локтем Шурика, тот церемонно поклонился.

– Увеличить, – приказал вождь.

Карта начала расти, люди подались назад.

– Довольно. Воины, ко мне.

Тунгус выстроил тупой клин с собой во главе спиной к капсуле. Остался недоволен, не хватало ему четвертого бойца для симметрии. Передвинул солдат, каждого быстро вполголоса проинструктировал. Вышел из карты и бросил полковнику:

– Должен тебя предупредить, что они, скорее всего, умрут.

Полковник смотрел на вождя, не отводя взгляда.

– Если я не вернусь, будешь вести дела с Унгасаном, – сказал Тунгус. – И самое большее через три года первая группа наших учеников должна отправиться в Москву. Мы не можем ждать. И вы не можете. Мы вам нужны. Вы сами не знаете, как мы вам нужны. Чтобы стать им-пе-ри-я, – вождь произнес чужое слово по слогам, но очень четко, – мало думать как империя. Надо делать как империя. А вы хорошо думаете, но плохо делаете. Скорее учитесь делать. Удачи, друг.

И сунул полковнику руку.

Я думал, тот ее сейчас поцелует.

По-моему, Газин дышать начал, только когда вождь повернулся к нему спиной.

Мне Тунгус бросил, проходя мимо:

– А ты не будь, как вы говорите, и-ди-о-том. Я правильно сказал?

– Ты делаешь большие успехи в языке, друг мой.

Тунгус вдруг остановился и буркнул под нос:

– Как странно. Ты очень хочешь пойти со мной – и не можешь. Почему?

– Сам не понимаю. Наверное, меня так научили. Это часть моей работы – ни во что не лезть руками. Иногда бывает стыдно. Иногда мне кажется, я просто трус. Да здесь, наверное, все так думают. И я вместе с ними…

– А гвоздь в голову забить – это не руками?..

Скажи такое кто из наших, я не особо удивился бы. Но тут прямо остолбенел. Наружу рвалась мольба: «Ты же знаешь, что это не я! Ты же всех насквозь видишь!» Молчать. Тихо. Ни слова, а вот эту недостойную умоляющую интонацию я взял и задавил в себе.

Проклятье, я нынче точно стал дипломатом. Выдрессировал меня великий вождь Унгусман.

– Береги мою девочку, она тебя очень любит, – бросил Тунгус, уходя.

– Ты вернешься… – прохрипел я ему вслед. Говорить оказалось вдруг неимоверно трудно.

Вождь совсем по-людски дернул плечом в знак того, что бог знает, вернется он или нет, – а вот мне задача дана, и полковнику тоже, и как бы не всей матушке-России, и он оставляет на наше попечение свой народ, и нам теперь никак нельзя быть идиотами…

– Ну, ты обещал меня прокатить на своей леталке! – донеслось издали.

Чернецкий показал высокий класс понимания этикета: суетиться и не подумал, только сделал приглашающий жест, а дверь конвертоплана открыл, согнувшись в поклоне, бортмеханик.

Я пошел к вездеходу. Я больше не мог оставаться здесь.

Они вернутся, твердил я про себя, они вернутся.

Боевой вождь Унгасан сидел на ковре, весь заваленный какими-то свитками. Несколько лежало у него на коленях, пара торчала из-за пазухи, один он держал под мышкой, другой в руке, а третий развернул, помогая себе зубами, и косил в него хмурым глазом.

– Что скажешь? – спросил он невнятно.

Гасан был не просто хмурый, он был злой, что для туземца редкость. Можно понять – двадцать лет парню на наши года, и вдруг такой подарочек: государственное управление в полный рост.

– Он умеет делать вот так? – я показал руками.

– Лучше всех. Но эти твари, они же тупые. И отец их в жизни не видел. Говорю ему: давай я пойду…

– Ты их тоже не видел.

Гасан выпустил свиток из зубов и уставился на меня.

– Я воин! Я умею биться! А отец… Он другой. Он умеет заставлять все живое любить себя. Я сейчас здесь не потому, что отец приказал, а потому, что очень люблю его!

Сказав это, боевой вождь династии Ун шмыгнул носом.

Туземцы плачут совсем как мы. Да они и есть мы, только намного лучше.

– А эти твари… Не способны любить. Понимаешь?

– Да, вождь.

– Мне сообщат, как все прошло… Но ты ведь узнаешь раньше. Я хочу доклад немедленно, советник. Ты сделаешь это для меня?

– Да, вождь.

Гасан стряхнул на пол лишние свитки, встал и подошел вплотную, навис надо мной, нарушая разом и этикет, и местную технику безопасности, по которой от вождя до гостя должна быть минимум вытянутая рука, а лучше полторы.