Стивен Гулд - Рефлекс [litres]

– Девочки сказали именно это, – подтвердил доктор Готро, поджав губы. – В ту ночь шел дождь. Тушь, может быть? – Он прочертил пальцами воображаемые дорожки слез.

– Да, пожалуй.

– Наверное, это та лжеофициантка из «Интерробанга», – сказал Андерс. – Та, что подмешала наркопрепараты Дэвиду в чай. По описаниям это молодая женщина с обильным макияжем. Мы хотели составить фоторобот, но уж слишком разные вещи говорят свидетели. Впрочем, обильный макияж упоминают все.

– Ясно… В описании «скорой помощи» что-нибудь осталось непереведенным? Или в описании людей?

Андерс пожал плечами.

– Факты изложены полностью. Руисы только интерпретировали их по-разному.

Милли покружила в стакане остатки скотча и допила его. Действие алкоголя уже чувствовалось – в животе стало тепло, плечи расслабились.

– Я вот думаю, – начала она, – не спросить ли сеньору Руис, где искать Дэви?

– Ничего не получится, – покачал головой доктор Готро. – В девяноста девяти случаях из ста лакандонское толкование снов не информация, сплошной негатив. Живописание опасностей, болезней, неудач, которые ждут впереди. Предупреждение, как сказали Порфиро и сеньора Руис, – это еще не приговор. Кто предупрежден, тот вооружен. А вот искать людей или вещи не в традициях лакандонов. На прощанье сеньора Руис сказала вам: «Спи спокойно. Остерегайся того, что видишь». Разумеется, она имела в виду сны. Это традиционное пожелание доброй ночи, но в нем чувствуется отношение лакандонов к предсказаниям. Сны о бедах помогают избежать их, но это только один плюс. Лакандоны подразумевают, что контроль своих снов бережет человека от беды.

– Сеньора Руис посоветовала сегодня не спать в моем номере.

– Однажды я рассказал человеку из общины хач-виник свой сон, и он посоветовал не ехать в нужную мне деревню. Время было позднее, и я заночевал у того человека. В деревню я выехал утром и увидел там груду тел. Накануне ночью боевики схлестнулись с сапатистами [38] Сапатистская армия национального освобождения – леворадикальное движение в мексиканском штате Чьяпас. Название движения восходит к имени генерала Эмилиано Сапаты – героя Мексиканской революции 1910–1920 годов. . – Доктор Готро исподлобья посмотрел на Милли. – Если бы Нук сказала такое мне, я тотчас перебрался бы в другой отель.

Андерс занервничал:

– Я в толкование снов не верю, но, возможно, мысль неплохая. Особенно с учетом того, что мистер Паджетт до сих пор на свободе, а у вас, – он посмотрел вниз, – кровь на сапогах.

В конце последней тетради «Графа Монте-Кристо» оказалось четыре чистых страницы. Под покровом ночи Дэви аккуратно их вырвал и сперва спрятал в наволочку. Утром он плотно свернул страницы и спрятал в дозатор туалетной бумаги, затолкав в картонную втулку рулона.

Хотелось раздобыть ручку или карандаш, но в самом крайнем случае Дэви мог сымпровизировать – использовать еду или субстанции, которые в последнее время видел слишком часто.

Ему бы только послать записку Милли. Например, такую: «Дорогая Милли! Меня похитили и подключили к электроприборам. Надеюсь, у тебя все хорошо. Дэви».

Дэви засмеялся про себя, но в глазах защипало, и он сделал судорожный вдох.

О Милли он старался не думать. При первой же мысли о ней возникало слишком много тревожных вопросов.

Сумела она выбраться из Гнезда? Милли знает, что случилось в Вашингтоне, или думает, что он бросил ее после ссоры? Если она слышала, что его похитили, то понимает ли, что он жив? Присматривает ли за ней АНБ и к добру ли это? Разыскивает ли она его и, следовательно, рискует ли попасть в руки к этим психопатам?

Последний вопрос тревожил больше всего.

Ладони заболели, и Дэви удивленно посмотрел на них. Он сам ногтями себя расцарапал! Дэви заставил себя расслабиться. Маникюрные ножницы очень пригодились бы.

Много чего пригодилось бы…

Дэви тряхнул цепями. Например, возможность отсюда выбраться. Возможность осмотреться. Вернуться к Милли.

Дэви почувствовал, как кисти снова сжимаются в кулаки, схватился за цепи и с силой дернул их вверх-вниз. Цепи хлестнули по стене, обдирая краску. Дэви стиснул в руке все четыре цепи и, по-прежнему лицом к стене, прыгнул назад на десять футов – больше цепи не позволяли. Цепи туго натянулись, но стене особого вреда не причинили, а вот Дэви дернуло вперед так, что он упал на колени.

Ой! Дэви замер, глядя на пол. Внезапная догадка осенила его. Не от тоски и не от горечи он старался не думать о Милли и обо всем, чего его лишили.

Все дело в злости.

Дэви прыгнул к двери уборной и машинально сжался в комок: цепи взметнулись и хлестнули стену. Затем он прыгнул в другую сторону, к кровати. От удара цепей гипсокартон потрескался, на пол посыпались хлопья краски. Грохот получился ужасный.

Или прекрасный.

Снова и снова, то в одну сторону, то в другую, для пущего эффекта синхронизируя прыжки с волнами на цепи… Запястья и лодыжки выворачивались. С одной стороны, Дэви чувствовал боль, с другой – она казалась ничтожной. Гипсокартон отваливался от краев пролома. Участки шириной в целый фут растрескались и висели на тончайших волокнах линкруста. От раскрошенного гипсокартона в воздухе повисло облако пыли, танец пылинок разбивали мечущиеся стальные звенья.

Раз – и Дэви замер в центре зеленого квадрата. В горле першило от последствий предупредительного сигнала.

Удивленный Дэви перекатывался с носка на пятку. Разве он кашлял? Может, он не разобрался в реакции организма – от такой пыли кого угодно кашлять потянет! – и прыгнул в зеленый квадрат ошибочно. Но стоило наклониться за зеленую ленту – и вот они, неприятные ощущения. Чувствовались и першение в горле, и начинающаяся тошнота.

Часто моргая, Дэви отступил в центр квадрата. Нос вдруг защипало от пыли. Дэви оглядел комнату. Цепи теперь тянулись из бреши высотой три фута. В ней просматривались дюбели размером два на четыре, а за ними, в другом слое гипсокартона, то есть в стене смежной комнаты, брешь поменьше. В смежной комнате было темно, хотя сквозь расширившуюся щель пробивалось достаточно света, и Дэви очень надеялся рассмотреть, что там, пока пролом опять не закрыли. Стена превратилась черт знает во что.

Хм-м, им это не понравится.

Дэви продержали в клетке несколько часов. Ланч не принесли.

О том, что он больше не в клетке, сообщил искаженный голос:

– У тебя две минуты, чтобы сходить в уборную.

Особого приглашения Дэви не требовалось. Последний час он был готов отлить на пол. Когда закончил, цепи втянулись в увеличившуюся брешь в стене. Дэви сел на корточки и заглянул в отверстие, держась у самого края, чтобы не заслонять свет.