Джеймс Сваллоу - Молот и наковальня

Под подошвой предательски захрустел раздробленный камень, и фигура резко обернулась в направлении звука. Мирия успела скрыться за грузовым контейнером и воспользовалась этой возможностью, чтобы вытащить нож.

Мозг стремительно обдумывал возможные варианты действий. Кем бы или чем бы ни был чужак, Мирии удалось засечь его по чистой случайности, и от этой мысли кровь стыла в жилах. Это означало, что завернутый в изодранные одежды нарушитель не только проник за линию периметра из сенсорных стержней, расставленных разведчицами Имогены, но и пересек затем открытую песчаную местность до стен монастыря, перебрался через них и оказался во внутреннем дворе, ни разу не попав на глаза Пандоре и другим сестрам, стоящим на страже.

Мирия решилась выглянуть сверху контейнера, но ничего не увидела. Даже этого скоротечного мгновения утраты прямого визуального контакта оказалось достаточно. Она негромко проворчала разрешенное ругательство и помчалась обратно к стене. Собрав в руку мелкие голыши, она кинула их в сторону парапетов и вскоре услышала стук о каменную поверхность. Спустя секунду над краем стены появился шлем Пандоры, поводящей дулом болтера.

— Передай остальным, — тихо и быстро прошипела Мирия, — но не привлекая внимания! Что-то проникло на территорию периметра! Один нарушитель, гуманоид, — подчеркнула она. — Я видела, как он направляется к центральному донжону!

Пандора помедлила в нерешительности. Формально она превосходила сестру по званию, хотя обе они имели ветеранские лавровые ветви, но Мирия по-прежнему сохраняла командирские привычки, и ей приходилось напоминать себе об учтивости.

— Прошу, сестра-милитантка, — добавила она, специально назвав ранг, чтобы отдать должное почтение.

Сестра Пандора кивнула и подняла голову. Мирия поняла ее движение. Стражница отправляла субвокальное сообщение по воксу. Не став дожидаться ответа, Мирия рысью бросилась дальше, обходя груды камней, составленные рабочими, и направилась в сторону громадной цитадели так быстро, как могла.

Она достигла стальных дверей, ведущих в атриум-примус, и обнаружила, что они уже открыты.

Ненадолго Верити позволила себе в мечтах снова вернуться на Офелию VII, в один из ябарантских соборов, усеивающих поверхность великого кардинальского мира. Представила, как поворачивается лицом на запад, чтобы ухватить сияние лунного света, отраженного от башен Синод Министра — сооружения размером с город, где создавались одни из самых известных религиозных текстов Империума. Мысль о доме согрела ее.

Но когда она открыла глаза, то снова очутилась за половину галактики оттуда, в системе Кавир, стоя на коленях перед полуразрушенным алтарем и принесенными по обету свечами, что казались незначительными и затерявшимися во тьме и руинах. Подчиненные дьякона Зейна проделали внушительную работу по расчистке самых крупных обломков в Великой часовне, но в воздухе по-прежнему сильно ощущалась жалящая ноздри каменная пыль. Пыль… чертова пыль проникала всюду. Она возникала будто из ниоткуда и уже через миллисекунду покрывала только что очищенные от нее поверхности.

Вслушиваясь в слабое потрескивание пламени свечей, Верити уловила исходящий от них аромат розового масла. На каждой свече была напечатана молитва — ласковое обращение к Богу-Императору, полное обобщенных и чувствительных надежд. Подобные свечи встречались в соборах по всему Империуму, будучи достаточно дешевыми, чтобы на один трон купить целую коробку и расставить дома у самодельного алтаря. Сегодняшней ночью Верити принесла несколько таких, чтобы зажечь во имя сестры Талассы и вместе с молитвой посвятить их Святой Терре. Вероятно, лишь чудо спасло бы израненную женщину и помогло извлечь из ее позвоночника застрявший снаряд автопушки, учитывая, что Верити, Зара и другие сестры-госпитальерки уже испробовали все мирские методы.

Верити чувствовала себя так, будто ее голова налилась свинцом. Из-за этого ее клонило в сон, но она все равно пришла в часовню в столь поздний час, чтобы зажечь свечи и прочитать молитву. Она считала это такой же частью своего долга, как излечение плоти.

Эхом разнесшийся позади печальный стон заставил женщину напрячься от неожиданности. Она обернулась и увидела вертикальную полосу искусственного света, врывающуюся в сумрак. Стальные двери отворялись со скрипом, похожим на скорбное стенание. Нахмурив брови, Верити поднялась с коленей и отошла на два шага от алтаря. Она не ожидала кого-либо здесь встретить в такое время. Дыхание ветра запоздало пронеслось по помещению и заколыхало свечи.

Нахлынувший страх холодными иглами кольнул плоть Верити, когда она вдруг поняла, что находится совсем одна в дурном и заброшенном месте.

Затем раздался шепот. Он исходил словно отовсюду, и потому трудно было определить его источник. То, несомненно, был голос женщины — только это удалось понять безошибочно. И он приближался.

В груди сестры Верити нарастало некое примитивное, даже животное чувство, крайний испуг, очень свойственный человеку. Она стала пятиться, держась высокой мраморной колонны. Сердце бешено заколотилось, и сонливость вмиг испарилась из-за резкого выброса адреналина. Позволив теням целиком поглотить себя, госпитальерка вжалась в дальнюю сторону каменного столба, не осмеливаясь даже дышать. Тихий чуждый голос постепенно подступал к ней, сопровождаемый звуком шагов, и вскоре Верити смогла различить произносимое им.

— Ты ничего не знаешь. — Слова сошли с растрескавшихся губ, вырвавшись из пересохшего горла. — Уходи. У тебя нет права говорить.

Верити услышала шарканье ног, шорох тяжелой мантии по каменным плитам пола. Часть ее проклинала этот момент слабости. Она была Адепта Сороритас, а не каким-то ребенком, который трусливо прячется от каждой тени. На службе Золотому Трону она сталкивалась с поражающими воображение кошмарами, видела разные жуткие вещи, заботясь о раненых на полях сражений, и лицезрела такое, при виде чего более слабые духом пустились бы наутек.

Однако в то же самое время она ощущала, как ей в грудь вонзаются ледяные когти ужаса. Там, в полумраке, затаилось нечто, на что она не хотела смотреть, но не могла сказать, почему.

— Я ненавижу тебя, — прозвучал голос, полный яда и давнего отвращения. — Ты не можешь…

На какое-то мгновение наступила тишина, будто говорящую кто-то перебил, однако Верити ничего не услышала.

— Замолкни. — Голос вернулся со злобным рычанием, и затем гостья зашаркала по каменной плитке.

Госпитальерка сжала зубы и наконец осмелилась выглянуть из-за колонны, слыша пульсацию крови в ушах.

Она увидела, как гуманоидное существо в потрепанной мантии цвета ржавчины развернулось и кинулось к ряду свечей наверху алтаря. Резким движением из складок мантии вырвалась когтистая рука, обернутая изорванными тканевыми полосками, и женщина с пустым голосом, сбросив на пол крохотные горящие столбики, разбила стеклянные чаши, затушила огонь и разлила жидкий воск. С остервенением она давила и растирала свечи под ногами, и, пока это происходило, Верити сумела различить то, что скрывала мантия: истощенное тело, покрытая шрамами кожа, спутанные локоны черных волос. По всей видимости, это был человек. По всей видимости. Но Верити не могла сказать точно.