Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

Я окинул взглядом людей, сидевших достаточно близко к Махариусу, чтобы говорить с ним. Среди них были Дрейк и Блайт, а также Раймонд Велизарий, фактор великого Дома навигаторов. Я задался вопросом, где сейчас находилась кузина Раймонда.

Здесь присутствовали сотни аристократов из покоренных Махариусом миров, наиболее значимые в политическом плане люди целого сектора. Все они возглавляли разные фракции, большинство которых противостояло друг другу, и проводили время, бросая острые взгляды в сторону тех, кого считали своими соперниками.

Я как будто наблюдал за хищниками у водопоя, вот только вместо травоядных здесь были одни только пожиратели плоти, только и думающие, как отхватить друг от друга кусок побольше. Из всех собравшихся я не видел только лица Махариуса, поскольку стоял за его креслом и мог догадываться о его выражении лишь по тону замечаний. Он говорил о возвращении имперского правления, о восстановлении старого порядка и новой эпохе веры и единения. Слушатели радостно кричали и аплодировали, одновременно думая, какие выгоды им это может принести.

Я вновь вспомнил сказанное Анной. Только очень немногие в Империуме находились вне сферы влияния его правителей. Может, лишь космические десантники Адептус Астартес, которые были сами себе законом. Великие бюрократические жернова Империума пришли в движение. Внимание этой необъятной сущности было направлено на этот уголок Вселенной. Сколько людей продолжали бы аплодировать Махариусу, если бы знали, что вскоре вся мощь Империума может обратиться против него? Сколько бы здесь было потенциальных убийц?

Я подумал о генералах Крестового похода, чье прибытие вскоре ожидалось. Сколько из них будут действительно верны Махариусу?

Мы шли по дворцу следом за Махариусом. С потолка на нас взирали огромные фрески со сценами из имперской истории. В массивном атриуме висел портрет одноглазого святого Терезия, прибитого орками к горящему Мировому древу Иггдрасиль. Проходя приемную, мы увидели титаническое изображение Императора на Золотом Троне, окруженного ореолом из света. На Повелителя Человечества взирали примархи-ангелы. Картину создал величайший художник из этого мира по имени Тирантик, гений, испытывавший страсть к вину и теологии. Сейчас он, будто паук, висел на проволочных креплениях под крышей, рисуя в одном из крошечных уголков картины миниатюрного херувимчика.

Впрочем, сейчас у нас хватало других забот. В комнате для совещаний собрались все военачальники Крестового похода, дабы отчитаться перед повелителем и получить награду за свои успехи.

Мы прошли через высокие бронзовые двери. В зал просачивались многоцветные лучи света, преломляясь сквозь витражные окна, на которых стеклянные ангелы в броне, видом напоминавшие космических десантников, крушили шеи оркам и еретикам. Двери бесшумно закрылись, едва мы вошли внутрь.

Командующие Крестового похода восседали за широким круглым столом, размерами не уступающим «Гибельному клинку», высеченным из остекленевших останков Мирового древа. На поверхности стола распростерлась аквила. Кресла были расположены вдоль крыльев, и только одно место, возле головы птицы, пустовало. Когда вошел Махариус, все сидевшие в креслах разом поднялись и отдали честь, за исключением инквизитора Дрейка, который не входил в состав военного командования. Махариус приветствовал их в ответ и занял свое место.

— Вольно, джентльмены. Садитесь, — произнес он. — Рад снова вас всех видеть.

Он говорил сжато, командным тоном, а лицо его оставалось окаменевшим.

Я встал за Махариусом и принялся рассматривать новоприбывших. Каждый из них был по-своему поразительным человеком.

Справа от Махариуса сидел Сеян, откинувшийся на спинку большого обитого кожей кресла и выглядящий так, словно собирался водрузить ноги на стол. Пару раз я замечал, как он уже поднимал было ногу, но в последнюю секунду вспоминал, где находится, и решительно опускал ее на пол. Похоже, всю вчерашнюю ночь он крепко выпивал и, судя по мешкам под глазами, толком не спал. Сеян оглядывал зал со странной смесью благодушия и угрозы, как будто хотел приказать всем заткнуться, но не мог, поскольку все они были равны ему по званию или даже старше.

Правее Сеяна находился генерал Тарка, лучезарный в своей гусарской форме. О канты на его штанах можно было порезаться. Его сапоги сверкали безупречностью. Медь на кушаке и пряжках была начищена до зеркального блеска. У генерала было худое строгое лицо, бородка идеально окаймляла рот, будто не осмеливаясь вырасти хотя бы на миллиметр за отведенное место. Он носил белые перчатки, которые сейчас и изучал сквозь поблескивающий монокль из граненого стекла, словно проверяя их на наличие пятнышек. Он выглядел точь-в-точь как карикатура на придирчивого начальника, ничего не знающего о крови и грязи битвы.

Впрочем, я знал, что он не такой. Ему приходилось сражаться врукопашную с орками и вырываться из засады еретиков с одним лишь пистолетом и осколком лобового стекла, которое он подобрал среди обломков автомобиля. В полку, который славился традицией проведения дуэлей, он слыл первейшим дуэлянтом. Поговаривали, Тарка убил больше сотни людей из-за вопросов попранной чести, и даже сейчас он не отказывался принимать вызовы. Его жена была известна красотой и любовными похождениями, поэтому такие возможности генералу представлялись регулярно. Ходили слухи, будто Тарка сознательно подталкивает ее к изменам, чтоб почаще биться на дуэлях. Однако я в этом сомневался. Человеческая молва не ведает пределов злобы.

Дальше сидел генерал Фабий. Казалось, он дремал, что подчеркивали полуопущенные веки, из-за которых даже в состоянии полной готовности Фабий выглядел так, как будто еще не до конца проснулся. Он славился любовью к роскошной жизни, а еще тем, что всегда первым выбирал трофеи, но, помимо этого, он был потрясающе искусным генералом, специалистом осадного дела, который захватил больше городов и ульев, чем кто-либо из живущих ныне. Когда-то в бою с орочьим воеводой Фабий потерял руку, и говорили, что его новый механический протез мог сокрушить в хватке металл и кость.

Справа от Фабия расположился Арриан. Он выглядел совершеннейшим неряхой, но только до тех пор, пока ты не присматривался поближе и не понимал, что дело вовсе не в его форме. Скорее, это было в самом человеке. Возможно, такое впечатление складывалось из-за грязных волос или того, как он водрузил локоть на стол и опирался головой на кулак. Пальцами другой руки Арриан барабанил по столешнице, попутно мотая головой из стороны в сторону и метая взгляд то на одного человека, то на другого. Многие считали его безумцем. Многие считали, что его осенило святым светом. Никто не знал наверняка, о чем он думает. Все помнили, как он приказал ликвидировать миллион детей еретиков на Тамаре XII.