Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

Я и сам чувствовал гнетущее чувство между лопатками, из-за которого мне постоянно хотелось оглянуться. Атака продолжалась, мертвецы атаковали, а мы стреляли в ответ. Все больше и больше тел падало на землю. Однако процесс распада постепенно начал уменьшать их численность. Казалось, враги могли двигаться не дольше нескольких минут, прежде чем раствориться в слизи, после которой оставались лишь разъеденная кожа и грязная форма.

Все это время вдали, подобно сердцебиению разгневанного бога, продолжали стучать барабаны.

В итоге мы их остановили. Или, возможно, они сами остановились, ибо то, что было внутри еретиков, сжигало их и превращало в протоплазменную слизь. Штурм длился больше часа, и к его окончанию мы потеряли десятки солдат и израсходовали почти все боеприпасы. У меня все плыло перед глазами.

Я привалился спиной к парапету. Меня знобило, нога снова болела. Я подумал о той слизи, в которую превращались мертвецы, а затем о вытекавшем у меня из раны гное, и мой лихорадящий разум узрел между ними связь.

Тогда мне казалось, что я уподобился ходячим мертвецам, что рано или поздно я умру и распадусь на куски. Я буду гнить в земле, если только меня не сожгут. Сочившаяся из раны нездоровая жидкость была только предвестником. Но едва эта веселая мысль посетила мою голову, как за ней последовала еще одна, даже более веселая.

Мог ли я заразиться болезнетворными спорами еретиков, мог ли подцепить болезнь? С меня градом катился пот. Дыхание хрипло вырывалось из груди, я издавал тот же самый булькающий сиплый звук, что они. Похоже, мне суждено было закончить свои дни так же. Может, я подцепил то же еретическое безумие. Это могло объяснить, почему меня посещают столь нелояльные мысли, а чувства находятся в таком угнетенном состоянии.

Над головой взорвался еще один звездный снаряд, и барабанный бой достиг пика. Враги запели снова, вновь и вновь повторяя имя, и, казалось, мое сиплое дыхание вырывается в такт с их головами. Нууууургхуууул. Нууууургхуууул. Нууууургхуууул. Почему они пели имя Рихтера? Они привыкли так делать, когда сражались за Императора. И что было в том имени, которое эхом отзывалось у меня в душе и пробуждало самые темные ужасы?

Я начал оседать. Разум обволакивало тьмой. Вокруг меня кружились странные сны. Я увидел гороподобное существо, большое и нечистое, зеленовато-коричневое. Оно держалось за живот огромными лапами и хохотало, и из каждого его отверстия, словно сопли, словно понос, лились тысячи крохотных версий его самого. Его брюхо дрожало в такт с барабанным боем сердца. Маленькие демоны снова и снова пели странное и тревожное имя. Я увидел, как они пляшут на поле боя, залезают в трупы сквозь носы и рты, разрывают плоть, а затем своей злой эссенцией воскрешают их.

Дышать становилось сложнее, сложнее и сложнее. Мне казалось, словно я тону и в то же время горю. Череп-луна освещала поле битвы, и лицо ее походило на того исполинского смеющегося демона. Тучи были цвета демонической кожи, и, когда пошел дождь, миллионы и миллионы крошечных отпрысков демона посыпались с небес, оседлав капли воды.

Небо расколола молния. Она полыхнула, словно залп тысячи артиллерийских машин — «Василисков», «Медуз» и прочих. Крошечные демоны достигли земли и со зловещей сверхъестественной энергией бросились врассыпную.

Все они ринулись ко мне, кружась вокруг меня, карабкаясь на меня, их малюсенькие коготки впивались в кожу, особенно возле ноги. Они полезли мне в рот и ноздри, пытаясь задушить. Они вырывали волосы и вцеплялись в глаза. Я извивался, желая раздавить их, но демонов было слишком много и становилось все больше…

Я резко очнулся и увидел Антона с Иваном, встревоженно склонившихся надо мной.

— Просыпайся, Лев, — произнес Антон. Его рука была отведена, как будто он собирался влепить мне пощечину. — Просто дурной сон.

Загубник моего противогаза был покрыт слюной и соплями. Я судорожно вдохнул, снял маску и натянул новую. Лучше не стало, но, по крайней мере, больше не казалось, что я тону.

— У нас компания, — продолжил Антон.

Я поднялся, слабый, как котенок, и выглянул на ничейную землю. На нас наступала еще одна большая волна еретиков. Это были не бредущие покойники, но свежие солдаты, недавно вынутые из чанов и готовые к бою.

Я застонал, не столько от боли, сколько потому, что теперь понял стратегию Рихтера. Он будет забрасывать нас новыми и новыми бойцами, чередуя волны живых и мертвых, пока они не затопчут нас и не сметут с лица планеты.

Я нашел свой дробовик, проверил, заряжен ли он, и приготовился умереть.

Они шагали вперед, маршируя в такт с барабанами и булькающим пением. Над ними реяли зелено-коричневые знамена, так похожие и одновременно непохожие на Львиный стяг Махариуса. Они сжимали в руках оружие, паля на ходу, не останавливаясь, пока их не убивали. Стрельба не отличалась меткостью, но этого и не требовалось — огонь был слишком плотным.

Я прижался к мешку с песком и положил дробовик так, чтобы суметь дотянуться до него. Я не планировал использовать его, пока еретики не окажутся совсем близко. Я поднял лазган и открыл огонь. Еретики оказались лучше обученными, чем последний набор, который больше походил на пушечное мясо. Они пользовались укрытиями, залегали в воронках и прикрывали товарищей огнем.

Враги шли широким фронтом. Здесь мы уже не могли создать бутылочное горлышко, как на гряде Скелетов и Чумном холме, и никак не могли загнать их в теснину.

Я почувствовал на своем плече чью-то руку и, подняв глаза, увидел лейтенанта Криси. Его тяжелый лоб бороздили морщины.

— Из штаба сообщение. Мы отступаем.

— Я с парнями пойду в арьергарде, — сказал я.

Я видел, что к этому неизбежно все шло, и это подходило моему настроению. Я чувствовал, что умираю, и хотел забрать с собою еще пару-тройку еретиков.

Но лейтенант покачал головой:

— Ты поведешь первые отряды.

Как он мог додуматься до такого? Секунду я размышлял, не поспорить ли с его решением, а затем кивнул. Спрашивать о том, кто станет замыкающим, было бессмысленно. Я понял это по выражению его лица.

— Удачи, сэр, — произнес я.

— Благодарю, сержант, — ответил он.

Я отдал честь и направился вдоль линии, хлопая парней из своего отряда по плечу. Антон и Иван шли рядом, как будто опасались, что я упаду, и хотели быть под рукой, чтобы поймать меня. Антон даже умудрился просунуть голову мне под плечо, так что он наполовину тащил меня.

— Пусти, — сказал я, стараясь говорить как можно тверже. — Я могу идти.

Он пожал плечами и отступил в сторону. Я сделал несколько шагов и рухнул на дно траншеи. Иван потянулся бионической рукой, чтобы помочь мне встать.

— Все хорошо, — сказал я, однако не возразил, когда ребята вновь стали поддерживать меня.