Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

Вокруг его головы переливался ореол света, когда он высвобождал психические силы ужасными лучами энергии. На секунду его взгляд остановился на мне, и я вздрогнул, ибо его глаза как будто впились мне в душу, где могли узреть болезнь, накопленные мною сомнения и демонов, которых я видел.

Дрейка окружали лично отобранные им штурмовики, чьи непроницаемые зеркальные визоры отражали неизбывную серость поля боя. Пейзажи Локи в поблескивающем бронестекле их шлемов выглядели еще более блеклыми и страшными.

Через пару секунд они тоже пробежали мимо, а следом за ними — все больше и больше войск личной стражи Махариуса. Все без исключения солдаты выглядели суровыми, умелыми и неумолимыми.

Неужели это была очередная знаменитая уловка Махариуса, в которой мы сыграли роль наживки? Сейчас это меня не волновало. Я тяжело опустился по стенке траншеи на упавшие мешки с песком и уставился в пустые глаза трупов, которых Махариус оставил после себя. Я задался вопросом, не вернутся ли они к жизни, чтобы утащить меня следом за собой, а затем понял, что конкретно сейчас это заботит меня меньше всего.

Открыв глаза, я понял, что мне совсем худо. Я увидел над собой Махариуса. Он о чем-то разговаривал с Гробовщиком, настолько тихо, что даже в такой близости я ничего не мог разобрать. Над его плечом скалилась луна-череп. Меньшая луна катилась по небу, а верхом на ней ехал крошечный хихикающий демон.

Я попытался подняться и заметил, что Антон, Иван и другие солдаты стояли рядом с несколькими высокопоставленными офицерами. Они осматривали покойников, особо уделяя внимание тому, что некоторые трупы превращались в лужицы зеленоватой слизи, тогда как плоть других, что было в новинку, зеленела, приобретая болезненный вид.

Кругом плясали мелкие пузатые демоны, показывая языки, пукая и отрыгивая, ходя позади офицеров, сложив за спинами когтистые лапы. Своими движениями и гримасами они как будто издевались над людьми, за которыми следовали.

Куда запропастился Дрейк? Почему инквизитор не разберется с фраккерами? Это же его работа. Часть разума, маленькая толика его, в которой оставался осколок рациональности, подсказывала мне, что это лишь галлюцинации, что у меня лихорадка, что я брежу.

Я приподнялся, просипел, прося воды, и вдруг заметил, что один из офицеров рядом с Махариусом выглядел не так, как остальные. У него была зеленоватая кожа. В глазах читалась насмешка. В нем было что-то демоническое, его облик казался нечеловеческим. Он потянулся за пистолетом. Я предупреждающе крикнул и взмахнул рукой.

Махариус обернулся. Его рефлексы оказались настолько стремительными, что он уже реагировал на мою жалкую попытку предупредить его, должно быть, заметив нападавшего краем глаза. Едва еретик успел прицелиться, как Махариус выхватил из кобуры болт-пистолет и выстрелил от бедра.

Все произошло очень быстро. Луч из лазпистолета опалил плечо Махариуса, расплавив эполет в форме львиной головы. Ответный выстрел Махариуса попал еретику в живот, вырвав в нем большую дыру, как это случается при взрыве болт-снаряда. Я вскочил на ноги и выбил лазпистолет из рук покойника. Затем выстрелил в еретика снова, однако тот продолжал идти, казалось, движимый духом разрушения.

Другие открыли огонь, пока лазерные лучи не исполосовали его тело сеткой ожогов, и все же еретик не останавливался. Внезапно раздался грохот снайперской винтовки. Голова офицера разлетелась на куски. Я услышал, как Антон довольно хмыкнул, когда неудавшийся убийца пошатнулся и упал. Кто-то закричал, требуя медика, и Махариуса обступили люди.

«Вот я и снова спас вам жизнь», — с удовлетворением подумал я, отчего-то забыв обо всех тех случаях, когда Махариус спасал мою.

Я очень ослаб. Мне мерещились демоны. И не мне одному.

Вокруг меня были тысячи коек, на которых лежали либо раненые, либо больные, либо страдающие от ран и от болезней одновременно. От кровати к кровати ходили адепты-медики, вводя огромными шприцами снадобья, отпиливая зараженные конечности медицинскими цепными пилами.

Всякий раз, заслышав визг лезвия и треск костей, я кричал, чтобы они держались от меня подальше. Я не хотел потерять ногу. Не хотел механическую конечность, если бы ее и можно было здесь получить — поставки не доходили до Локи уже долгое время.

В воздухе витали запахи очистительных благовоний и гангрены, гноящейся кожи и зараженной крови. По палатам эхом разносились кашель и крики.

У изголовья моей кровати стоял адепт-медик. Он глядел на меня с чем-то похожим на ужас. На секунду мне почудилось, что он собирается огласить приговор, объявить, что ногу придется ампутировать.

Я испытал почти облегчение, когда он покачал головой и, бросив взгляд через плечо, сказал, что сделать ничего нельзя, что у них нет сыворотки, а если бы и была, затея все равно могла закончиться плачевно. Его голос звучал пристыжено и взволнованно.

Мне хотелось сказать ему, чтоб он не расстраивался, что тут у целой армии на исходе боеприпасы, продовольствие и все прочее. Неудивительно, что у него не нашлось для меня лекарств, — у нас ведь ничего не осталось.

Я попытался заговорить, но сумел издать лишь странный булькающий звук. Казалось, мне кто-то закачал в легкие баллон слизи. Даже дышать было трудно. А говорить так и вовсе невозможно. В поле зрения выплыли два лица: одно принадлежало Ивану, второе — Антону. Оба выглядели подавленными. Я закрыл глаза и погрузился в странные грезы.

Проснувшись, я увидел, что у меня на груди сидит демон. Вот, значит, почему мне так трудно дышать. Он выглядел так же, как все остальные: толстый и брюхастый, покрытый чешуйками зеленых соплей и коричневых экскрементов. Его глаза все так же были полны злорадства. Увидев, что я очнулся, демон принялся скакать по моему животу, будто на батуте. Из-за его прыжков содержимое моих внутренностей выплеснулось с обеих сторон.

Стоявший возле кровати Антон позвал санитара. К этому времени демон схватил меня за горло и пытался задушить. В пищеводе застрял большой ком слизи. Когти сжимались все сильнее. На меня накатила чернота.

Когда я снова открыл глаза, смерть стояла надо мной в обличье прекрасной женщины. Я знал ее имя. На ней была сестринская форма, очень напоминавшая ту, которую она носила при нашей первой встрече. Однако я знал, что она не медсестра. Она — ассасин.

Она держала в руке фиал со странной синей жидкостью и вставленной в него иглой. Я улыбнулся, обрадовавшись тому, что увижу ее еще раз перед смертью. Оглядевшись, увидел, что Антон спит в кресле у койки. Ивана нигде не было видно. Она поднесла палец к губам, как будто веля мне молчать, а затем ввела иглу в вену и до упора опустила шток-поршень. Мгновением позже что-то опалило мои вены, и я закричал, прежде чем волна огня выжгла мое сознание. Последним, что промелькнуло в нем, был вопрос: почему она убила меня?