Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

По пути я размышлял о словах сестры и о том, что видел краем глаза. По-видимому, я восстановился не на все сто процентов, у меня все еще была горячка, по крайней мере приступы ее иногда возобновлялись.

Я оказался в большой палате с закопченным витражным окном. Я приблизился к нему и выглянул наружу. Внизу клубились темные облака промышленного газа, из которых ввысь тянулись исполинские трубы-башни, высокие, словно звездоскребы. В стенах некоторых из них горели окна. Вокруг построек вились дороги, позволяя наземным машинам возноситься еще выше, а между ними носились воздушные автомобили, перевозившие одному Императору известно что.

Облака внизу расступились, и подо мною открылся головокружительный вид на массивные поршни, работающие на крыше строения, размерами превосходящего звездолет. На вырывающиеся с ревом реки отходов. На большое колесо в стене здания, безостановочно крутящееся ради некоей неведомой цели. Я просто стоял и размышлял, пытаясь понять свои мысли и чувства.

Неужели мне приснился разговор с Захарией? Просто бредовый сон, сотканный моим воображением из обрывков подслушанных бесед, или я в самом деле общался с покойником? Неважно, кем был Захария. Во сне или наяву, он озвучил многое из того, что тревожило меня в текущем состоянии Империума и Крестового похода.

Я думал над этим весь долгий остаток полудня, а когда вернулся к кровати, меня уже дожидался Иван.

— Как самочувствие, сержант Лемюэль? — с насмешливой учтивостью справился Иван.

Я тяжело повалился на кровать, мельком заметив, что его искусственная рука в нескольких местах помята, а моторы ревут чуть громче обычного. Иван пристально посмотрел на меня настоящим и бионическим глазами. Это трюк не раз помогал ему во время карточных партий.

— Могло бы быть лучше, могло бы быть хуже, — уклончиво ответил я. — Тут мог бы быть Антон.

— Не дай ему это услышать. А если серьезно, когда ты лежал без сознания, он провел у твоей кровати больше времени, чем я.

— Сколько я проспал? — Меня разобрало любопытство.

— Почти неделю. Ты долго висел на краю. С дюжину раз медики думали, что потеряли тебя. Так мне говорили.

— Антон говорил, вы охраняете космический порт.

— Он сказал больше, чем следовало.

— Ты ведь его знаешь. Он не умеет хранить секреты.

— Больше никому не говори. Лорд верховный командующий не в духе. — Махариус был не из тех людей, что теряли самообладание. Он отлично умел скрывать чувства, неважно, как плохо шли дела. Или умел до недавних пор.

— Есть причина?

— Сколько угодно. Выбирай по вкусу.

— Из чего выбирать? — Я понял, куда клонит Иван: он собирался позволить выпытать у него интересующие меня сведения.

— Крестовый поход увяз на полудюжине фронтов.

— Такое уже случалось. Постепенно он наберет скорость.

— Конклав генералов планирует сместить его.

— Подчиненные всегда жаждут заполучить себе часть славы.

— Махариус считает, что их поддерживает Администратум.

Это были плохие новости. Махариус нажил множество влиятельных врагов среди чиновников, которые руководили Империумом. Это было практически неизбежно. Большую часть тех нескольких десятилетий он оставался самым могущественным человеком во всем разведанном космосе. И много кому такое положение дел не нравилось.

— Учитывая все то, что пошло наперекосяк, они вполне могут сместить его. Махариуса ждет корабль, чтоб доставить на Ахерон. Там генералы должны встретиться со своими сторонниками.

— Тогда он должен был отбыть еще давным-давно. На него вовсе не похоже оставлять брошенный вызов без внимания.

Иван тяжко вздохнул:

— На Локи до сих пор идут бои. Махариус по-прежнему повернут на том, чтобы одолеть Рихтера. Он не отдаст этот мир просто так.

— Судя по увиденному, у него может и не быть шанса.

— Только не говори это при нем, — предупредил Иван. — Он нетерпим к пораженческим настроям. Вот как он это зовет.

— Раньше правда не доставляла ему неудобств.

— Ну, теперь доставляет. И не говори, что тебя не предупреждали. — Интонацией Иван осторожно подчеркнул свои слова. Он хотел дать понять, что говорит всерьез.

Внезапно я почувствовал себя очень уставшим, и, должно быть, это проявилось на моем лице.

— Все изменилось, Лев, — сказал Иван. — Он уже не тот человек, которым был. Ты сам увидишь, когда поправишься.

— Не уверен, что хочу поправляться, если все так, как ты говоришь. — Мои слова были вздорными и ребяческими, и я это понимал. Однако ничего не мог с собой поделать. Я был болен, слаб, и постепенно меня начинал пробирать страх.

Чуть позже мне приснился еще один сон, и я принял его за явь. Я лежал в кровати, слушая кашли и крики, когда надо мной внезапно возникла сестра-госпитальерка. Ее лицо было очень знакомым. Это была Анна.

— Я видел тебя раньше, — произнес я.

Она загадочно улыбнулась.

— Не знаю, о чем ты, — ответила Анна.

— Я видел, как ты колола мне сыворотку.

— На Локи давно не осталось сывороток, — сказала Анна. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего.

Я знал, что она умела лгать с абсолютно искренним лицом — она не моргнула бы и глазом, а сердце ее не забилось бы ни на долю секунды быстрее. Тело Анны было перестроено, дабы сделать ее способной на эти и куда большие хитрости.

— Я знал, что это ты, — сказал я. Не знаю почему, но я был уверен в этом. В последнее время я не мог целиком полагаться на свои чувства.

— Как бы то ни было, — произнесла Анна, — я рада, что ты цел.

Ничего, более близкого к признанию, я бы и не сумел из нее выбить.

— Зачем ты здесь? — спросил я.

Могли ли ее послать, чтобы убить Рихтера? Ведь один ассасин смог бы справиться там, где не сумела целая армия. А генерал-отступник был первой целью в списке.

— Ты еще спрашиваешь? — сказала Анна, вытирая мне лоб.

Так она еще сильнее стала походить на госпитальерку, однако у меня все равно побежали мурашки по коже. Что-то между нами не позволяло ей лгать мне напрямую, а может, она просто хотела, чтобы так казалось. Никогда не был уверен на этот счет.

— Могла бы сказать, что пришла проведать меня, — ответил я.

— Так и есть. По крайней мере сегодня.

— Я рад, что ты здесь.

— Твои друзья частенько тебя навещают.

— И ты могла бы. Если бы захотела, они бы тебя не узнали.

— У меня были дела, Лев.

— После которых внезапно умирали люди?

— Я не только убиваю людей, — произнесла она. Могло показаться, будто я осуждаю ее, хотя я понятия не имел, почему ей следовало чувствовать себя уязвленной — Анна сожалела об убийствах не больше, чем кошка, ловящая мышей. — Я собираю сведения. Я сообщаю их.

— Так ты собирала сведения? — спросил я.

— Какой ты любопытный.