Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

Кардинал Септим таил свои мысли за льстивой улыбкой — сама благожелательность после разговора с Махариусом. Он не хуже моего понимал, что означал уход Космических Волков. Это играло ему на руку. В тот момент я даже задался вопросом, могла ли просьба о помощи Космических Волков быть как-то связана с ним. Таким образом Септим устранил бы одну из главных опор силы и престижа Махариуса. Кто осмелился бы открыто противостоять ему, если бы он пользовался поддержкой Ангелов Императора?

Картина происходящего вдруг стала еще мрачнее.

Мне показалось, будто лягушачье лицо генерала Красса расплылось в довольной ухмылке. Все, что ослабляло позицию Махариуса, усиливало его собственную. В тот момент его маска чуть соскользнула, и я понял, кто играл первую скрипку заговора против Махариуса. Словно по наитию, он оглянулся и заметил мой взгляд. На секунду наши глаза встретились, и Красс мимолетно взвесил и оценил меня, прежде чем его взор заскользил дальше. Но меня было не провести — он понял, кто я такой, и он запомнит меня.

Самым последним из Космических Волков со своего места поднялся Логан Гримнар. Его небольшая свита проводила Гримнара взглядом, когда тот быстро подошел к Махариусу и протянул ему руку.

— Мы сражались и проливали кровь вместе. У меня перед вами долг чести, и я намерен его отдать.

Тогда я счел, что он просто старается быть дипломатичным, кинув подачку лорду верховному командующему, чтобы как-то смягчить отбытие его ордена. Но дальнейшие события показали, что это было не так.

Внезапно кардинал Септим перестал казаться таким самодовольным, а генерал Красс стал куда более встревоженным.

— Благодарю тебя, друг мой, — улыбнувшись, ответил Махариус. — Я этого не забуду.

А затем, посмотрев прямо на Красса и генерала, добавил:

— Я ничего не забуду.

После банкета мы проводили Махариуса в его покои. Едва перешагнув порог, он будто съежился и стал казаться куда меньше, чем был в зале. Он выглядел уставшим, злым и каким-то образом ослабленным. Я видел, сколько сил отняло у него пиршество. Махариус прошел к шкафчику, открыл его и налил себе выпить, после чего тяжело опустился в кресло.

Он поднял на меня глаза:

— Великий Волк оказал тебе больше чести, чем мне, Лемюэль.

Я встретился с ним взглядом и поразился тому, насколько зол он был. Его лицо стало походить на череп. Прежде я и не замечал, каким изможденным оно стало, насколько туго его обтягивала кожа. И тогда я понял, что Махариус был очень стар и возраст наконец начал сказываться. Возможно, он умирал. Даже омолаживание имело свои пределы.

— Мне жаль, сэр, — наконец ответил я. Мне было нечего сказать.

Махариус посмотрел на регицидную доску, взял с нее фигуру и принялся вертеть ее в руках.

— Они думают, что все кончено, — промолвил он так тихо, что никто, кроме меня, его не услышал.

— Сэр? — переспросил я, неуверенный, хочет он, чтоб его услышали, или просто разговаривает сам с собой.

— Я сказал, они думают, что все кончено, что мне конец, что они могут заменить меня и двигаться дальше.

— Не думаю, что могут, сэр, — произнес я.

На самом деле они очень даже могли, однако говорить подобное показалось мне неуместным.

— Космические десантники уходят, ибо считают, что здесь им славы более не обрести. Стервятники увидят в этом сигнал к атаке.

Я промолчал. Он разговаривал сам с собой, как иногда старики во времена моей молодости в городе-улье Велиала. Теперь я не на шутку взволновался за состояние его здоровья, душевного и физического.

— Я не дам себя сместить, пока не буду готов, — продолжал Махариус. — Моя работа еще не окончена.

И тогда, смотря на него, я задался вопросом, будет ли его работа когда-либо окончена вообще. Он прожил на пике абсолютной власти так долго, что я сомневался, может ли Махариус вообразить себе другую жизнь. Возможно, он вплотную приблизился к осознанию того, что во всем Империуме незаменим только один человек, да и тот находится в заключении на Золотом Троне. Махариус поднялся с кресла, прошел к шкафчику, достал из него карту и развернул ее на столе. Я сразу ее узнал. Это была карта Локи. Он изучал ее с пристальностью человека, размышляющего о спасении своей души. Я заметил, что местами карта была покрыта кроваво-красными чернилами. Наверное, она входила в пакет документов, переданный Махариусу Дрейком раньше.

Минуту спустя он понял, что я по-прежнему в покоях.

— На этом все, Лемюэль, — произнес он.

Я отдал честь и оставил его наедине с собой.

В комнате меня ожидал инквизитор Дрейк. Я мог и не спрашивать, как он сюда попал. Не существовало таких систем безопасности, которые он не смог бы обойти, оставшись при этом не замеченным ни Иваном, ни Антоном. Скорее всего, эта парочка сейчас сопела в своих собственных комнатах.

— Ты вернулся из покоев лорда верховного командующего, — сказал Дрейк. Это был не вопрос. Он знал обо всем, что происходило во дворце.

— Да, — произнес я и уставился на него, раздумывая, не потребовать ли, чтобы он выкладывал, зачем пришел, или проваливал отсюда.

Пир, отбытие Космических Волков и вид Махариуса оставили меня в подавленном состоянии. Но, впрочем, не настолько, чтобы устать от жизни, поэтому я промолчал.

— Что ты думаешь?

— Отбытие Космических Волков его не обрадовало, — ответил я. — Он расценивает это как удар по своему престижу.

— Очевидно, Лемюэль. Очевидно. Но я имел в виду, что ты думаешь о нем? Каким он тебе показался?

— Уставшим.

— Уставшим? И все?

— А этого мало? Для человека вроде Махариуса быть уставшим — немыслимо. Я никогда его таким не видел. Это…

В последний момент я не позволил слову слететь с уст. Дрейк выпрямился по струнке. Не стоило надеяться, что он не заметил.

— Что? — переспросил он. — Ты собирался что-то сказать.

— Ничего, — ответил я.

— Не лги мне, сержант Лемюэль. Мы знаем друг друга слишком долго.

Полагаю, так оно и было, но внезапно меня охватило негодование из-за того, что этот спокойный властный человек, окруженный аурой абсолютной самоуверенности, знает меня лучше, чем я сам.

— Говори! — велел он, и я почувствовал сильнейшее принуждение, которое, я ни на секунду не сомневался, усиливалось из-за странных психических способностей Дрейка.

— Он кажется старым, как будто омолаживание перестало действовать, как будто он становится все более изможденным.

Слова повисли в воздухе. Мы оба молчали. Затем Дрейк сел в одно из кресел, плеснул себе выпить из фляги и, к моему изумлению, предложил ее мне. Я принял напиток, задаваясь вопросом, не отравлен ли он. Я отбросил эту мысль. Если бы Дрейк желал моей смерти, то я был бы уже мертв.

— Омолаживание перестало действовать, — наконец произнес он.