Константин Мзареулов - Августовские танки

– Нормально. – Аркан снова зевнул. – Слушай, братишка, не побрезгуй, возьми чуток нашей добычи.

Рязанец, которого звали Слава Кувшинников, горячо поблагодарил за трофейный сухпай и бутыль газировки. Пехотный офицер ушел к своему подразделению, а Реутов еще час бродил по лагерю, стараясь не удаляться от танка. После все-таки растолкал Серегу и завалился спать. До самого завтрака никаких происшествий не случилось. Противник не беспокоил, командование тоже.

Израненная планета по-прежнему вращается, и новый день методично ползет с востока на запад, отсчитывая градусы меридианов. В Европе еще ночь, на Ближнем Востоке – предрассветные сумерки, на долготе Москвы наступило утро, в Сибири – день в разгаре, а в Калифорнии только заканчивается вчерашний вечер.

На всех континентах люди либо воюют с врагами мира и человечества, либо работают на войну, либо думают о войне. Такое уж время – повсюду грохочет битва, и альтернатива небогатая: либо мы их, либо наоборот. Все просто.

На случай, если не каждый житель планеты способен это понять, отмобилизованы спецслужбы и армии, а кое-где обнаружены по сусекам и более толковые средства переубеждения. Одно такое устройство путешествует во тьме европейского неба.

Четырехмоторный ветеран Ан-16 шел курсом на запад налегке. В хвостовой части на фюзеляже был надежно закреплен малогабаритный груз весом около тонны. Не самое мощное изделие, но вполне надежное. По причине особой важности задания, в грузовом отсеке разместились восемь офицеров СМЕРХа.

Сидевший в командирском кресле подполковник Ким Болотников уже не впервые подивился, для чего нужна подобная охрана. Не иначе как перестраховщики на земле опасались, как бы пришельцы не попытались взять самолет на абордаж.

Усмехнувшись, подполковник проверил показания приборов, а затем нажал клавишу старенького лампового магнитофона. Древняя машинка случайно нашлась на подмосковной даче и, как ни удивительно, заработала. Удалось даже записать на магнитную пленку хорошие песни – новые и старые.

В наушниках заструился яростный голос барда-летчика Николая Анисимова:

Песня была написана от лица фронтового бомбардировщика Су-24, поэтому лирические герои совершали отчаянный рейд втроем: самолет и два летчика. Уложенные рифмованными строками слова барда весьма близко к тексту излагали происходившее сейчас в небе, пусть даже в Ан-16 работало побольше народу.

Вот колдовавший над картой штурман подал команду, и пилоты взяли правее, разворачивая машину по широкой, выводящей на цель дуге. Высота – 7 600 метров, скорость – 580 километров в час.

Булатников тянул штурвал на себя, загоняя транспортник, превращенный в бомбардировщик поближе к техническому потолку машины. Они уже завершили разворот и приближались к мишени с запада. Высота 8 100 метров, скорость – 600 километров в час.

Штурман, не отрывая взгляд от карты, продолжал давать указания, учитывая высоту, скорость машины, слабый боковой ветер. Пилот продолжал удаляться от поверхности. С чем большей высоты удастся сбросить груз, тем дольше он будет падать, тем дальше успеет уйти самолет.

На девяти с половиной километрах машина закапризничала, и Булатников от греха подальше перевел пятидесятитонную птицу в горизонтальный полет. Как и в песне, был включен главный выключатель, то есть сняты все предохранители. Штурман отсчитывал минуты, потом секунды и наконец махнул рукой.

Смерховцы проворно освободили держатели. Изделие заскользило по направляющим полозьям и вывалилось через распахнутый хвостовой люк. Спустя положенные секунды над падающим снарядом развернулся многокупольный парашют, а самолет, задраив люк, уже форсировал моторы, набирая полную скорость.

Тактический боеприпас ТБ, он же «изделие 282-К», созданный в неимоверно далекие 50-е, неофициально назывался «Татьяна Б». Вероятнее всего, это была народная расшифровка аббревиатуры ТБ, но фольклор создал романтическую легенду о пышногрудой красотке, прельстившей падкого на слабый пол руководителя атомного проекта. Легенда пользовалась успехом, ибо стараниями множества писателей и сценаристов добродушный маршал сделался любимым персонажем постсоветской публики.

Так или иначе, бомбе предстояло плавно падать около двадцати минут, и за это время Ан-16 успеет удалиться на двести с лишним километров. От светового импульса, конечно, не уйти, но вот ударная волна настигнет машину, растеряв большую часть ярости.

Они уходили навстречу нескорому рассвету, но в кабине и других отсеках нарастало напряжение. Стресс буквально душил людей, не было ни сил, ни желания говорить. Лишь изредка кто-то произносил вслух, сколько минут прошло с момента сброса, да штурман отсчитывал оставленное за хвостовым оперением расстояние.

На шестнадцатой минуте Булатников нервно прошипел, почти не разжимая зубы:

– Должна сработать.

Полковник СМЕРХа, стараясь выглядеть спокойным, откликнулся:

– Должна. Старая рухлядь, конечно, почти каменный век… Но лучшие специалисты прозвонили, новые блоки взамен одряхлевших поставили…

– Ходили слухи, будто еще одна в арсенале осталась, – вставил штурман. – Или даже не одна… Есть двести километров.

– Всем надеть очки! – едва не сорвавшись на крик, приказал Булатников.

Снова навалилось молчание. Тянулись уже не минуты – секунды. Самолет шел ровно, понемногу теряя высоту, Булатников старался поддерживать скорость, старые движки стонали, но послушно вертели лопасти пропеллеров.

Часы на приборной панели показали 22 минуты 19 секунд, когда кабину затопил ударивший сзади свет. Тот самый, ярче тысячи солнц.

Надежная советская техника не подвела: обычное взрывчатое вещество загнало урановый поршень в урановый же цилиндр, и огненный шар ядерного распада за мельчайшие доли секунды сжал спрессованный в рыхлую сферу заряд плутония. Комбинированная бомба выплеснула сорок с небольшим килотонн точно над полем, куда приземлилась европейская «камбала».

Темные стекла очков защитили глаза экипажа от световой вспышки. Экран радара покрылся гирляндами помех, пропал сигнал радиомаяка. На подобные мелочи не стоило даже обращать внимания – без маяка домой дотянем, на гирокомпасе.