Александр Годов - Бремя

— Нет.

Амулет на шее нагрелся, я коснулся его. Перед глазами заплясали золотом слова:

Вы получили опыт: +1 (509/1000)

Очень смешно.

— Ладно, — сказал Капитан. — Хватит прохлаждаться. Собирайтесь.

Тяжело поднявшись, Верзила вытер окровавленный меч о труп гуля, недовольно сказал:

— Ты же, Гоблин, говорил, что перебил тварей!

Посмотрев на солнечный диск в тумане, волшебник пожал плечами.

— Видимо, сука новых успела создать.

— Мы возле города! Такого не может быть!

— Пойдем, нам надо торопиться.

Группа последовала за Гоблином. Нервная дрожь сменилась страшной усталостью, будто весь день таскал тяжелые мешки. Сабля в руке отяжелела, кончик лезвия едва не касается камней. Даже воздух сгустился. Приходится делать усилия и заставлять себя дышать.

Остальные выглядят не лучше. Капитан сильно прихрамывает на правую ногу. Удивительно, как он вообще выжил после нападения гулей. Верзила словно уменьшился, лицо заострилось, под глазами появились черные круги. Тварь влияет на нас. Словно в подтверждение моих мыслей в воздухе заплясали слова:

Внимание! Показания некоторых ваших характеристик понизились!

Еще бы знать каких. Коснулся амулета, но, конечно же, ничего не изменилось.

Туман сгущается. Все чаще из-под белых камней поднимаются бабочки. Мерзкие насекомые так и норовят залететь в рот, в нос и уши.

Гоблин так резко остановился, что Верзила едва не врезался в него.

— Мы пришли.

В тишине слышится шорох крыльев бабочек. Багровое солнце исчезло в сизой мгле. Однако света достаточно, чтобы видеть. Сглотнув слюну, я на всякий случай встал поближе к Верзиле.

Мгновения складываются в секунды, а те — в минуты. Ничего не происходит.

— Ты уверен, Гоблин, что мы на правильном месте? — спросил Верзила. После облаков бабочек его лицо перепачкано в черной пыльце, отчего гигант кажется еще более изможденным.

— Уверен, — коротко ответил волшебник.

— Я…

Чавкнуло. Взор упал на дорогу. Я услышал хихиканье, и тут же с оглушительным ревом тракт перед группой взорвался брызгами жирной земли, камней, раззявился провалом. Высокоуровневая сука, освободившись от незримых оков, выпрямилась и нависла над нами на добрых десять метров.

Пронзенный страхом, я застыл. Чудовище лишь по пояс вылезло из земли, но и то, что можно рассмотреть, вызывает животный ужас. Под широкими надбровными дугами бьют ослепительные лучи света. Лысая голова по сравнению с массивным телом кажется непропорционально маленькой. Шары мышц перекатываются на груди, на широких плечах. Мой взор останавливается на огромных пудовых кулаках-шарах. Один их удар — и от меня останется мокрое место.

— Ха-ха, кто решил потревожить покой старого Ног'Шарнана? — Громоподобный голос чудовища гремит, эхом разносится в тумане. — Много храбрецов склонили перед старым Ног'Шарнаном колени. И все плакали, как дети, молили о пощаде. Но не знает жалости Ног'Шарнан, сжирает путников! Ибо нельзя его остановить мечом или волшебством.

Я скривился от грохота. Такое ощущение, что даже кости вибрируют. Мерзкое чувство.

Закопанный по пояс колосс рассматривает группу, два конусообразным луча света останавливаются на нас, слепят.

— Пока суку нельзя атаковать, — сказал Гоблин.

— Это еще почему? — спросил Верзила, готовый в любой момент броситься на врага.

— Доверься мне. Этот урод должен сначала нас прочитать. Сейчас он неуязвим.

— А если сука попытается нас убить? — вмешалась Юдоль.

— Исключено, — замотал головой Гоблин. — Она так запрограммирована.

Колосс склонился над нами, безгубый рот открылся, в ноздри ударил смрад гниющего тела. Я стиснул челюсти, глаза заслезились.

— Кто будет первым? — заявил монстр. — Кто захочет оголить душу старому Ног'Шарнану? Жалкие человечки, плоть от плоти этого мира. Глупцы!

Два луча света остановились на Болтуне. Тот сделал шаг назад, нахмурился.

— Так-так-так… — задумался Колосс. — Знания пронзают мозг старого Ног'Шарнана. Вижу… Жалость… Страх… Апатию… Ничего интересного… Хотя… — Монстр засмеялся так сильно, что затряслась земля под ногами. — Ха-ха-ха! В настоящей жизни у тебя зашит рот. Точнее — был зашит. Толстой иголкой…. Да ты псих, Болтун! И каково там, в лечебнице? Хорошо кормят? Игра — твоя последняя надежда обрести свободу. Жаль, мечте не дано сбыться.

Колосс перевел сияющий взор на Верзилу. Страшно крича и держа двумя руками меч, бедняга попытался сделать два шага, но неожиданно упал на колени. Лицо исказила гримаса боли.

— Ха-ха! Еще один обитатель лепрозория. Старый Ног'Шарнан смотрит, вглядывается в самую суть вещей. Все ненастоящее и выдуманное будет снято, останется лишь чувствительная сердцевина, — колосс умолк. Из дыры, из которой он вылез, показались рои бабочек, устремились в небеса. — Верзила любит маленьких девочек, да? Влечение нельзя остановить. Ты пробовал лекарства, химиотерапию, но выход один — кастрация. Но для этого ты слишком слаб, хотя внешне похож на гору. Старый Ног'Шарнан жалеет тебя, пла-а-ачет. Верзила в тюрьме, исполняет свой долг. Четыреста лет он будет отбывать наказание за растление красивых маленьких девочек.

Верзила заорал, на шее выступили вены, на губах появилась пена, как у загнанной лошади. Но стоило высокоуровневой суке перевести взор, как он обмяк и повалился на камня, плача, как ребенок.

Очередь Капитана.

— Нити жизни чудно устроены, — заявил монстр. — Старый Ног'Шарнан пережил тысячи чужих миров. И нигде не видел свободы, не вкушал мед удовольствия. Страдания сопровождали его… Старый Ног'Шарнан мечтает освободиться… Но сейчас твой черед познать истину, старик. Хм… — Голос дрогнул. — В настоящей жизни ты так же стар, как здесь… Понимаю! Старый Ног'Шарнана понимает! Ты руководишь группой, следишь, чтобы эта стая зверей не вырвалась из цепей…

— Неправда! — воскликнул Капитан.

— …Жаль только, в реальности от тебя нет никакого прока, — продолжает как ни в чем ни бывало монстр. — Опутанный трубками с живительными растворами, погруженный в капсулу, влачащий жалкое существование в холодной пустоте… Старый Ног'Шарнан хотел бы увидеть настоящие звезды. Они прекрасны, Капитан? Скажи: они прекрасны?

Опустив голову, Гоблин боязливо вскрикнул, когда лучи света выхватили его. Голос чудовища смягчился, в нем появились нотки сострадания:

— Самый чистый из всех, самый светлый. Старому Ног'Шарнану искренне жаль тебя. Но так устроена жизнь. Игра не поможет тебе спасти жену. По крайней мере, не сейчас. Она обречена, старый Ног'Шарнан читает её диагноз, слезы льются по его щекам. Прими её смерть как должное. Ей не помочь. Ты не бог…

Юдоль с вызовом уставилась на колосса, хищно ухмыльнулась. Её улыбка словно говорит: "Давай, тварь! Давай же! Расскажи — и сильно пожалеешь. Я тебе обещаю долгую и мучительную смерть".