Артем Карпицкий - Слом силы. Хроники Иввианского конфликта

Правда, чего ожидать от Сектора Внутренней Защиты? Да еще после потери руководителя? Все, на что их хватает — поддерживать видимость общественного порядка, плюс преступность держать на коротком поводке. Понимаешь? Они даже с криминальным миром толком разобраться не могут! А тот же Полигон… Был нашим проектом. Был — потому что комплекс отдали ведомству Рафаила, мнением Сектора Разработок, конечно же, не поинтересовавшись… Хотя у нас бы хватило возможностей, чтобы обнаружить беглецов. И не только найти… Но… Нас никто никого не просил искать. А свора ищеек Внутреннего Сектора облажалась по полной программе…

Да, я всего лишь ученый. Да, я не солдат и не сыщик. Да, из меня не выйдет охранника, киллера или конвоира… Но я хотя бы думать умею! Это ужасно… Мы, то есть Сектор Разработок, полностью зависим от людей Рафаила. Они обеспечивают безопасность нашего движимого и недвижимого имущества… Конечно, в последнее время мы начали намного чаще использовать автоматические системы охраны и контроля, но машина — это машина, не более. А до создания настоящего искусственного интеллекта нам, как до соседней галактики…

Пламенная речь Габриэля была по-настоящему зажигательной, но Дим этого

не оценил. Напротив — юношу аж перекосило, да так, словно он проглотил

сваю. В глазах загорелись оранжевые огоньки с примесью ядовитой

зелени, левая щека начала нервно пританцовывать, а правая рука сжалась в кулак. Казалось, что еще немного — и Дим просто-напросто бросится на собеседника, причем, совершенно не думая о последствиях… Но неравный спарринг не состоялся — юноша сдулся так же быстро, как и вошел в раж. А потом… Потом произошло нечто, заставившее Габриэля задуматься о возможных негативных последствиях собственных решений. А если коротко — хозяин комплекса понял, что в воздухе потянуло паленым и еще неизвестно, кто именно сейчас поджаривается на медленном огне…

— Адово семя! Рафаил… Внутренний сектор… Полигон… Да провалитесь вы все пропадом! Очень нужно… Зачем вы вообще появились… Зачем… Проклятье! Так только хуже… Хуже, понимаешь?! И ничего не поделаешь… не изменишь… не исправишь… Ничего! — Дим опустился на одно колено, придавленный неимоверной толщей воздуха.

— Агенты Влияния… Беглецы… Да если бы я мог сбежать от всей этой дряни! Почему… Почему меня оставили… Почему оставили именно меня! Зачем… что во мне такого… за что гибнут люди… знакомые… Да что б вас всех! Игроки нашлись… Сволочи… Вы хуже животных… Для вас война — развлечение… А обо мне вы подумали?! О нас… Нужно нам это все? На черта нам это все сдалось?!

Он кричал, он обвинял, он спорил с пустотой. Теперь не играло роли — слушает его Габриэль или тому монолог юноши до лампочки. С равным успехом курсант Рах мог разглагольствовать в голой пустыне, обращаясь к чистым, как слеза, небесам или обжигающему песку под ногами. Он окончательно потерял нить своих рассуждений и словесный поток несся, как лихая конница, не разбирая дороги…

Излияния юноши все больше и больше походили на бред, а Габриэль все мрачнел и мрачнел. Он прекрасно понимал, что Дим готов окончательно пойти вразнос, что еще чуть-чуть и произойдет непоправимое… И вся научная мощь Сектора разработок окажется бесполезной. Что до юноши, то лишь воспоминания о Рей удерживали его на грани безумия. Комната казалась Диму стальным гробом, а мир — машиной для изощренных пыток. В нем словно проснулся первобытный зверь, испуганный и озлобившийся, который искал тихое логово, но натыкался лишь на красные флажки…

— Осторожнее, — забеспокоился Габриэль. — Наш ДОПР — мощная штука, но далеко не всесильная. Ты рискуешь окончательно улететь в страну бесконечных грез. А мне этого совсем бы не хотелось. Не для того на тебя кучу времени потратил. Я простой ученый, но даже мне не нравится, когда мои усилия пропадают зря. Лечил тебя, как-никак, рассказывал, показывал, объяснял… А ты, значит, с катушек съехать удумал? Не шали мне тут! А то…

— А то что?

Исследователь сразу же оборвал свою речь и воровато оглянулся, обнаружив приоткрытую дверь и высокую женщину, стоявшую возле этой двери.

— Габи, может ты объяснишь мне, чем это вы тут занимаетесь? — глаза незнакомки были холодными, как сжиженный гелий, а во взгляде и тоне сквозило неприкрытое упрямство. — И скажешь, почему возникла заминка со следующей серией опытов? Снова твои развлечения? Не забывайся! Ты мой подчиненный, а не наоборот!

Она слегка повысила голос, но этого было достаточно, чтобы у вмиг очнувшегося Дима по коже побежали мурашки, как от мороза. Да и внешность женщины, несмотря на изящество и какую-то декоративную, экранную красоту, скорее вызывала дрожь, чем трепет. По крайней мере, Диму она показалась недоступной Королевой Льда, а не одной из представительниц так называемого прекрасного пола. И даже длинные прямые волосы не скрашивали впечатления… Ведь холодность незнакомки проявлялась буквально во всем: в манере держать себя, в брезгливой гримаске на довольно-таки равнодушном лице, в строгой одежде, которая делала женщину похожей на звезду подиума…

Да уж… Рей по сравнению с этим человекоподобным айсбергом кажется настоящим ангелом. Только крыльев и нимба не хватает. И агрессивности бы поменьше — а то словно шило в мягкое место воткнули, не иначе… Да уж… Рей… Жаль, что ее сейчас нет рядом… Жаль, что он даже не знает, что с ней… Жаль…

Пока Дим, погрузившись в задумчивость, тормошил почем зря свои воспоминания, Габи, забыв про «пленника», склонился в артистичном поклоне. Что порядком разозлило незнакомку… Или, скорее, раздосадовало, ведь женщина прекрасно знала, что ничего хорошего от ее подчиненного ждать не стоит.

— Приветствую, госпожа Габриэль.

— Габи! Я, кажется, просила называть меня Архистратигом, а не госпожой.

— Не извольте беспокоиться, госпожа Архистратиг, — голос ученого на миг стал голосом опытного чиновника, который хотел выслужиться перед начальством. — Я, как трубное животное с бивнями, помню все…

Без исключений.

На фоне призрачного неба силуэт шаттла был птицей. Холодной и надменной, стремительной и неповоротливой. Отсутствие других, настоящих, пернатых обитателей воздушной стихии, только оттеняло существование рукотворного летательного аппарата. Он казался незыблемым и вечным, от него веяло монументальной надежностью и уверенностью опускающегося вниз гидравлического пресса. Лучи солнца жалко искривляясь, отскакивали от металлической обшивки, фасетчатые глаза-иллюминаторы слепо смотрели на проплывающую мимо действительность, а единственный пассажир шаттла думал только о том, что через пару минут он приземлится для «дозаправки», еще через пятнадцать достигнет своей цели, а потом…