Оливер Боуден - Assassin's Creed. Преисподняя [litres]

Хейзлвуд вначале распрямил плечи, затем поправил шляпу, воротничок и одернул костюм. Только после этого он заговорил.

– Вы правы. Я действительно частный детектив, нанятый одним аристократом. Он – виконт, щедро оплачивающий мои услуги. При этом его не волнует, кому он платит. Надеюсь, вы понимаете, что́ я имею в виду.

– Да, прекрасно понимаю. А если я арестую вас за попытку подкупить констебля ее величества?

– Кто вас подкупает, констебль? Я свое дело знаю. Мне также известно кое-что и о вас. Коллеги зовут вас Усердным Фредди. Вы – приверженец закона. Я даже в курсе, что на дежурстве вы не позволяете себе завернуть в паб и пропустить кружечку…

Абберлайн виновато кашлянул. «Знал бы ты, приятель, чего только теперь я не позволяю себе на службе…»

– И что с того? – спросил он.

– Насколько могу судить, раскрытие преступления интересует вас ничуть не меньше, чем содержимое вашего кармана. Возможно, даже больше. И если я помогу вам в одном, что будет означать помощь и в другом, тогда это будет выглядеть уже не как подкуп, а как признание вашей безупречной полицейской работы. Закон не запрещает одному человеку облагодетельствовать другого.

– Давайте без хождений вокруг да около. Говорите прямо, что к чему.

– Виконт, на которого я работаю, и его друг подверглись нападению. Это случилось около полутора лет назад на кладбище при Мэрилебонской церкви. Друг виконта был жестоко избит и скончался на месте.

– Смотрите, как удобно. Даже на кладбище везти не пришлось, – вырвалось у Абберлайна.

– Простите, констебль, но это довольно сомнительная шутка.

– Согласен. Но чем еще мне ответить на чепуху, которую вы сейчас несете? Если двое аристократов подверглись нападению на кладбище, относящемся к нашему участку, и один из них был убит, я бы знал об этом.

– Мой наниматель и семья убитого предпочли не обращаться в полицию, чтобы не предавать случившееся широкой огласке.

– Вот как? – скривил губы Абберлайн. – Значит, у самих рыльце в пушку?

– Я не спрашивал. Меня наняли, чтобы найти и задержать нападавшего.

– Говорите, задержать? А потом? Передать в руки полиции? Не смешите меня. Вы намеревались сами расправиться с виновным.

– Так ли уж это важно? – скорчил гримасу Хейзлвуд. – Главное, чтобы свершилось правосудие.

– Правосудие вершится в судах, – сказал Абберлайн, хотя теперь уже он не был так сильно в этом уверен.

– Не всегда.

– Вы правы. Не всегда. И не в отношении молодых аристократов, которые напились, взяли проститутку или даже двух, поволокли на кладбище, а потом вдруг нарвались на сутенеров этих девиц. Я угадал? Надеюсь, вы не будете пытаться уверить меня, что эти милые мальчики возлагали цветочки на могилу? У знати есть одна характерная особенность: они любят развлекаться за счет тех, кого считают ниже себя. Возможно, в тот раз удача показала им задницу.

Детектив пожал плечами:

– То-то и оно, что напавший не был сутенером. И дело не касалось денег. Однако малец убил друга моего нанимателя и покалечил двух его телохранителей…

– Так они были с телохранителями? Черт побери, умеете вы вызвать сочувствие у других!

Хейзлвуд нахмурился и снова взялся поправлять воротник. У него покраснела шея. Все шло совсем не так, как он себе представлял.

– Поймите, констебль: напавший – опасный человек. По их мнению, его и человеком назвать было нельзя. Думаю, в наших общих интересах, чтобы подобное существо навсегда исчезло с лондонских улиц.

Абберлайн думал об оттенках серого, про которые говорил Обри. О превратностях правосудия, когда двое аристократов берут телохранителей и устраивают пьяные развлечения в не слишком благополучных частях города. Если нашелся одиночка, сумевший проучить этих высокородных мерзавцев, а заодно и их телохранителей, с какой стати нужно его искать? Молодец, в одиночку отдубасил четверых. Абберлайн знал, что́ сказал бы Обри по этому поводу. Он бы пожелал смелому парню удачи и сил.

Впервые в жизни Абберлайн понял, что ему не только все равно. У него почти иссякла способность приходить на помощь всем без разбора, как то надлежало бы хорошему полицейскому. Поэтому, выслушав Хейзлвуда, Абберлайн лишь усмехнулся:

– Тогда скажите, любезнейший, как же выглядел этот человек, которого и человеком назвать нельзя? Кого мне высматривать? Может, чудовище ростом под два метра, с острыми зубами, длинными когтями и рыком, от которого стынет кровь?

Частный детектив выпучил глаза:

– Знаете, констебль, если бы не ваша репутация, я бы решил, что вы выпили лишнего. Нет, констебль, когда я говорил, что напавшего нельзя назвать человеком, то имел в виду только то, что это совсем молодой парень. Мальчишка.

– Молодой парень? – переспросил Абберлайн.

– Представьте себе. Молодой босоногий индус. Мне говорили, он дрался, как дьявол. И двигался, как акробат.

Абберлайн больше не улыбался. Он смотрел на частного детектива во все глаза.

– Как акробат, говорите?

На следующий день Призрак стоял у шахты и следил за работой остальных землекопов. Он прижимал к груди несколько папок, набитых всевозможными списками, накладными, распоряжениями и графиками работ. Марчант переложил на него едва ли не всю канцелярскую рутину. Призрак очень скоро почувствовал ее тяжесть. Обилие навалившихся мелочей, которые требовалось помнить и держать в голове, не шло ни в какое сравнение со всеми его прежними занятиями. Даже с тонкостями владения ножом кукри, чему в детстве учил мальчика Итан Фрай.

Подошел десятник и, вытерев рукавом нос, спросил:

– Мистер Сингх, мне уже можно звонить пересменку?

Призрак смотрел на подошедшего, стараясь не вглядываться в лицо, а сосредоточиться на непривычных словах. В особенности на обращении «мистер Сингх».

– Да, конечно, – наконец выдавил из себя юноша. – Спасибо.

Десятник отошел, озабоченно почесывая в затылке. Как и многие, этот человек не успел привыкнуть к столь внезапной перемене. До сих пор Призрака окликали не иначе как «индус». А теперь… «мистер Сингх». В этом обращении чувствовалось уважение. У Призрака появилась власть, ибо что есть уважение, как не разновидность власти? Впервые в жизни он ощутил ее притягательность и понял, почему люди постоянно добиваются обладания этим даром. С властью приходили деньги, влияние и, что еще важнее, – возможность быть услышанным. Все это влекло ничуть не меньше, чем любовь, дружба, семья. Возможно, даже больше, поскольку власть обращалась не к кротости сердца, а к корыстной стороне человеческой природы.

«В другом мире я бы вполне мог привыкнуть к такому обращению, – думал Призрак. – Я бы даже наслаждался, слушая, как меня называют мистером Сингхом».