Роман Злотников - Вечный: Шпаги над звездами. Восставший из пепла. И пришел многоликий… Последний рейд [сборник]

Когда типа, продолжавшего злобно и визгливо ругаться, успокоили электрошоком и погрузили на автоносилки, а с Корна сняли наручники, установив по полицейскому регистратору, что во всем произошедшем виноват не он, Корн вдруг почувствовал, что у него во рту пересохло, а губы похолодели. Он посмотрел вниз и увидел, что края царапины на груди от игольчатого стилета приобрели синюшный оттенок. У Корна похолодело сердце. Похоже, острие стилета была намазано какой-то пакостью. Корн торопливо схватил констебля за рукав:

– Господин полицейский, по-моему, у этого типа стилет был смазан какой-то дрянью, у меня странная слабость и рана выглядит ненормально.

Констебль, который, стоило только Корну прикоснуться к его рукаву, тут же прижал к его руке электрошок, не нажимая сразу спуска, посмотрел на рану. Потом торопливо высвободил рукав, коротко рявкнул в микрофон, снова вызывая медиков, вытащил стилет из контейнера для хранения улик и приложил его лезвие к экрану полицейского анализатора. Несколько мгновений он всматривался в экран, потом, побледнев, прошептал:

– Ипортит калия, «черная кровь». – Он повернулся к Корну и удивленно воззрился на него: – И ты еще жив, парень?

Корн покачнулся и осел по стене, погружаясь в темноту. Больше он уже ничего не помнил.

Очнулся он в лазарете через десять дней. Первое, что он почувствовал, было, что он лежит на каких-то валунах, а на его груди грузно прыгает какой-то великан. Это мучительное ощущение все усиливалось и усиливалось, пока Корн в конце концов не выдержал и не застонал. Послышались шаги, и чей-то веселый голос произнес:

– Слава богу, парень, ты наконец очухался.

Корн открыл глаза и увидел склонившееся над ним чернокожее лицо, на котором сияла улыбка во все тридцать два зуба между мясистыми, сочными губами. Человек между тем не умолкал:

– Сказать по правде, ты меня удивляешь. Поправляешься так быстро, будто ты не человек, а кошка или даже ящерица, она, – тут он хохотнул, – как должно быть известно даже таким дуракам, как те, что лезут на нож с голой грудью, умеет отращивать себе новый хвост. Но, если откровенно, это вряд ли тебе помогло бы, если бы не констебль Каннингхем – он добился от капитана разрешения использовать большой регенератор. Тебя полоснули ножом, смазанным «черной кровью», и ты будешь единственным на многие парсеки вокруг, кто после этого остался в живых.

Корн разлепил губы и прошептал в два приема:

– Спасибо… доктор…

Тот удовлетворенно кивнул:

– Вот уже и заговорил, пожалуй, рискну и отключу привод искусственной вентиляции легких.

Корн скосил глаза: его грудь была покрыта какой-то мембраной, под которой что-то ритмично пульсировало, мерно поднимая и опуская грудную клетку. Тут до него дошло, что за великан прыгал у него на груди. Врач протянул руку и вытащил штекер из гнезда, расположенного в центральной части мембраны. В то же мгновение она, еще секунду назад упругая и блестящая, начала опадать, съеживаться, обнажая слегка покрасневшую кожу, амплитуда пульсаций стала понемногу уменьшаться, и спустя пару минут доктор снял ее с груди больного и убрал. Корн почувствовал, что, хотя груди стало легче, сам процесс дыхания пока еще вызывает определенные затруднения. Будто мышцы грудной клетки и диафрагмы вдруг превратились в желе, и, для того чтобы вдохнуть, надо было приложить определенные усилия, сравнимые, пожалуй, с работой ручной помпы. Доктор кивнул и удовлетворенно потер пухлые ладошки:

– Ну вот и отличненько!

Корн повернул голову и с усилием прохрипел, делая вдох после каждого слова:

– Доктор… я еле… дышу…

Врач засмеялся:

– Ты прекрасно дышишь, мой дорогой. Я знавал людей, которые, получив треть той дозы «черной крови», что досталась тебе, всю оставшуюся, причем очень-очень короткую, жизнь провели на койке, дыша только с помощью искусственной вентиляции легких, а ты, – он даже прищурился от удовольствия, – ну прямо огурчик. И всего-то через десять дней. Я не удивлюсь, если завтра ты встанешь и попытаешься сбежать, чтобы не отвечать на вопросы констебля Каннингхема.

Завтра не завтра, но спустя четыре дня Корн смог уже самостоятельно передвигаться до туалета, а на следующий день в лазарете, в сопровождении врача и какого-то плотного, упитанного мужчины средних лет, наконец-то появился констебль. Констебль был в отутюженной форме и выглядел солидно, однако Корну показалось, что присутствие незнакомца его стесняет. Корн решил присмотреться к нежданному гостю. Мужчина был в прекрасно сшитом пальто из необычайно дорогостоящего натурального габардина и имел примечательную внешность. Этакий шустрый, смешливый толстячок, явно не из бедных, с блестящей лысиной, окаймленной буйными курчавыми волосами, с роскошными пейсами, сбегавшими на обе щеки. Больше всего он напоминал классического доброго дядюшку, как его изображают в сотнях семейных сериалов. Этот старый холостяк не слишком интересуется женщинами, довольствуясь прочими радостями жизни, которыми наслаждается от души.

Толстячок окинул его быстрым, заинтересованным взглядом и, не говоря ни слова, устроился в дальнем углу палаты. Причем сел так, чтобы иметь возможность наблюдать за лицом Корна, но немного в стороне, чтобы тот, разговаривая с констеблем, не видел его. Врач с констеблем подошли к кровати Корна.

– Вот, мой дорогой, констебль Каннингхем хочет задать тебе несколько вопросов, вернее… – Смешливый врач по привычке хохотнул. – Он уже давно добивается свидания с тобой, но я пустил его только сегодня – решил, что можешь увидеться с ним без особого риска. – Врач искоса посмотрел на незнакомца в углу и улыбнулся: – К тому же мистер…

Он не договорил. Спокойный, тихий голос, в котором, однако, слышалась скрытая, но не для опытного уха, властность, прервал его:

– Не надо, уважаемый доктор, я представлюсь сам. Позже.

Врач, ограничившись коротким смешком, вышел из палаты. Констебль проводил его взглядом до двери, достал из поясной сумки портативный полицейский фиксатор, пододвинул стул поближе к кровати и сел напротив Корна:

– Констебль Эрсел Каннингхем, борт пассажирского лайнера «Эйбур», рейс Новая Южная Дакота – Нью-Амстердам, официальный допрос. – Он сделал паузу и, глядя в упор на Корна, продолжил: – Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о подготовке покушения на убийство мистера Аарона Розенфельда на борту лайнера «Эйбур». Перед началом допроса я должен предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний. – Констебль снова сделал паузу. – Назовите имя, место и год рождения, занимаемую должность на лайнере. По словам врача, «черная кровь», означающая верную смерть, ценится очень дорого. А ведь существует сколько угодно ядов подешевле. Они, может быть, и не так хороши, как «черная кровь», но тоже быстренько отправят человека на тот свет, если, конечно, не применять дорогостоящую реанимацию…