Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Я прищурился, затем пожал плечами:

– Плакаты?

– А как со школой? С уроками? – допытывалась учительница. – Как ты поступишь в колледж? Как найдешь работу?

– Наверное… мне нужно придумать что-то другое. – Я радовался, что могу не врать учительнице, но все равно боялся ее неодобрения. – Я хотел сдать экзамены на диплом о среднем образовании. Но мне семнадцать, поэтому нужно согласие родителей или распоряжение суда.

Миссис Джонсон облизала нижнюю губу:

– Дэвид, где ты живешь? Питаешься нормально?

– Да, мэм. У меня все хорошо.

Казалось, учительница тщательно подбирает слова. Я понял, что она не станет отчитывать меня ни за прогулы, ни за побег из дома. По-моему, миссис Джонсон боялась, что я психану и сбегу.

– Дэвид, я позвоню твоему отцу. Это мой долг. Но если хочешь, можно обратиться к окружному социальному работнику. Если не желаешь, домой можно не возвращаться, – сказала миссис Джонсон, потом неуверенно спросила: – Дэвид, он тебя бьет?

Подступившие слезы были как гром среди ясного неба. Держался ведь до сих пор, а тут… Плечи задрожали, я зажмурился, беззвучно сдерживая рыдания.

Миссис Джонсон шагнула ко мне, наверное, чтобы обнять. Я отпрянул и отвернулся, лихорадочно вытирая глаза правой рукой.

У миссис Джонсон опустились руки в самом буквальном смысле. Она явно расстроилась.

Я сделал глубокий вдох, потом еще два, и понемногу плечи дрожать перестали.

– Извините, – буркнул я.

– Я не буду звонить твоему отцу, – тихо и осторожно проговорила миссис Джонсон. – Но при условии, что ты пойдешь со мной к мистеру Мендосе. Он придумает, как тебе помочь.

– Нет, – покачал головой я, – у меня все хорошо. Не хочу к мистеру Мендосе.

Миссис Джонсон расстроилась еще сильнее:

– Ну пожалуйста, Дэви! На улице жить опасно, даже в городе Станвилле, штат Огайо. Мы защитим тебя от отца.

– Правда? Где вы были последние пять лет?

Я снова покачал головой. Продолжать разговор нет смысла.

– Миссис Джонсон, у вас тот же серый «фольксваген»? – спросил я, глядя ей через плечо.

Учительница захлопала глазами, удивленная сменой темы:

– Да.

– По-моему, кто-то его задел.

Миссис Джонсон быстро повернула голову к окну. Не успела она сообразить, что с этого места стоянку не видно, как я прыгнул обратно в бруклинский отель.

Пропади все пропадом! Я швырнул книгу об охране производства в дальний конец комнаты, потом быстро поднял ее, терзаемый чувством вины – и за вспышку гнева, и за непотребное обращение с библиотечной книгой. Книги жестокости не заслуживают. А люди заслуживают?

Я свернулся калачиком на кровати и накрыл голову подушкой.

Проснулся я в темноте, осоловелый и заторможенный. Сознание возвращалось ко мне поэтапно и довольно медленно. Я оглянулся по сторонам, ожидая увидеть миссис Джонсон и услышать от нее много интересного о Западной Африке. Но вот сознание немного прояснилось, а тусклый свет, льющийся сквозь тонкую занавеску, озарил мою комнату, а с ней мое положение и состояние.

Я встал, потянулся и стал гадать, сколько сейчас времени. Прыгнув в городскую библиотеку Станвилла, я взглянул на настенные часы. 22:30. В Нью-Йорке то же время. Пора браться за дело!

Я прыгнул за дуб на нашем заднем дворе. Папина машина стояла на подъездной дорожке, но свет горел только в его комнате, в его кабинете и в моей комнате. Что он делает в моей комнате? Я запаниковал было, но тотчас взял себя в руки. «Не обращай внимания, – посоветовал я себе. – Ты сумеешь пробраться в свою комнату».

Садовый инвентарь хранился в гараже на полке над косилкой. Чуть ниже на вбитых в стену гвоздях висели грабли, лопаты и мотыга. После прыжка я оказался перед этой коллекцией и, порывшись среди инсектицидов, удобрений и семян газонной травы, нащупал старые садовые перчатки. Натянул их и прыгнул на подъездную дорожку у парадного крыльца.

Большой, неповоротливый «кадиллак» блестел в свете уличных фонарей. Я подошел к нему с пассажирской стороны и осторожно попробовал открыть дверь. Заперто. Я заглянул в окно и посмотрел на плюшевые сиденья, на сверкающую приборную панель. Запах салона, мягкость сидений представлялись четко. Я закрыл глаза и прыгнул.

Бешено заорала сигнализация – только я ее ждал. Я открыл бардачок и вытащил фонарь. На крыльце загорелся свет, парадная дверь стала открываться. Я прыгнул к себе в комнату. Здесь сигнализация звучала намного тише, но все равно неприятно. Можно не сомневаться, у всех по соседству сейчас зажигается свет на крыльце.

Лыжная маска лежала в нижнем ящике комода, под кальсонами, которые стали мне коротки. Едва я нашел ее, сигнализация заглохла. Я уже собрался прыгнуть, но понял, что не захватил фонарь. Оглядев комнату, увидел его на комоде.

Захлопнулась парадная дверь, в коридоре заскрипели половицы. Я взял фонарь и прыгнул.

Перчатки были кожаные, старые, жесткие. В таких даже пальцы не согнешь – больно. Лыжная маска, хоть и купленная четыре года назад, по размеру подходила. Она давно потеряла эластичность и растянулась, но я решил, ничего страшного. Правильно надетая, она закрывала мне все лицо, кроме глаз и переносицы. Нижняя часть маски болталась, но лицо мое скрывала.

Кожу маска колола безбожно.

Я прыгнул.

И очутился в непроглядно-темном, душном помещении с гладким полом. Выждав секунду, я зажег фонарь и приготовился к вою сигнализации. Еще я опасался, что попал не туда, и выяснять это не торопился.

Сирену я не услышал, хотя понимал, что тревожный огонек может загореться на пультах видеонаблюдения – и в самом банке, и в полицейском участке. Если на свете есть другие прыгуны, то должны же в банках знать о них и принять меры? Например, подавать в запертое хранилище ядовитый газ или наставить мин-ловушек?

Воздух сгустился, тьма давила, в итоге стало казаться, что стены сдвигаются. Фонарь я включил чуть ли не машинально.

Сколько денег!

Тележки, которые я видел ранее, нагрузили аккуратными пачками банкнот, рулонам монет на поддонах и грубыми холщовыми мешками с трафаретной надписью «Кемикал банк оф Нью-Йорк». На стеллажах высились пачки новых купюр.

Голова вдруг закружилась, и я закрыл глаза. У двери был выключатель. Я нажал на кнопку – в хранилище загорелись люминесцентные лампы. Я не заметил ни телекамер, ни коробочек, напоминающих настенные тепловые датчики, про которые читал сегодня после обеда. Из вентиляционных люков не повалил газ, ничего не взорвалось.

Я выключил фонарик и взялся за работу. Первым делом подошел к тележке, в которой лежало принесенное вкладчиками за последний день – потертые купюры, собранные в аккуратные пачки. Я поднял пачку стодолларовых банкнот. На бумажной ленте вокруг пачки стояли отметка «$5.000» и печать «Кемикал банк оф Нью-Йорк». В соседней тележке лежала картонная коробка с корешками однодолларовых купюр, по пятьдесят в каждом. Я попробовал прикинуть, сколько корешков в коробке, но покачал головой. «Сосчитаешь потом, Дэви», – сказал я себе.